В ышел в свет майский номер журнала «Монастырский вестник» № 4 2017 года.

Тема выпуска : «Блаженны плачущие, ибо утешатся…»: к 65-летию преставления блаженной Матроны Московской

Помимо тех, кто «умер благородно в мучениях» (ср. 1 Мак. 6:43-46) за веру Христову в период безбожных гонений на Церковь в ХХ столетии, были и те, кто пережил страдания, прошел «пути жестоки» (Пс. 16:4) и остался жить. Им Господь даровал иной крест. Они явились той стеной, которую не смогли одолеть «врата адовы». Они сохранили для нас, будущих поколений православных христиан, бесценное сокровище Церкви Христовой и явились живым примером личного мужества и терпеливого несения своего креста. Одним из таких столпов Церкви стала праведная Матрона Московская.

«Чудотворная сила блаженной Матроны Московской прямо связана с ее страданиями, с ее муками, с несением ею спасительного креста, – отмечает Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. – И да поможет всем нам Господь…наполнять свой ум и свое сердце силой ее примера, пониманием того, что означает для человека несение креста, который Бог на него возлагает. А потому ни ропот, ни слабость, ни сомнение, ни озлобление не должны сопутствовать нам в несении наших жизненных испытаний, но благодарность Богу за все, что Он посылает нам… Молитвами святой Матроны да поможет Господь каждому из нас в несении креста, в укреплении веры, в сохранении надежды и в умножении любви».

Читайте в номере:

Из первых уст

Служить Богу и людям

«Наше монашеское служение состоит в том, чтобы всем приходящим к всероссийской старице было хорошо и тепло », – накануне годовщины преставления блаженной Матроны Московской «МВ» беседует с игуменией Феофанией (Мискиной), настоятельницей Покровского ставропигиального женского монастыря Москвы, в котором покоятся честные мощи святой.

Святые

Всероссийская старица

Блаженную Матрону Московскую знают десятки тысяч православных людей. Матронушка – так ласково называют ее многие. Она так же, как при земной своей жизни, помогает людям. Это чувствуют все, кто с верою и любовью просит ее о заступничестве и ходатайстве пред Господом, к Которому блаженная старица имеет великое дерзновение.

Интервью

Игумен Нектарий (Морозов): «Монашество – зона особого риска»

О том, почему монашество – это опасное поле битвы, куда не всем следует ходить; как относиться к тем, кто монастырь покинул; об актуальных и наболевших проблемах современного монашества – интервью с руководителем информационно-издательского отдела Саратовской епархии, настоятелем Петропавловского храма Саратова игуменом Нектарием (Морозовым). Материал подготовила Христина Полякова.

Духовная география

Островок вечности. К 20-летию возрождения Воскресенского Новодевичьего монастыря Санкт-Петербурга

Возникновение первых монашеских обителей на Руси было обусловлено «движением сверху» – Рюриковичи ориентировались на византийский опыт, где создание монастырей императорами была широко распространенной практикой. Идея создания первого женского монастыря в Санкт-Петербурге принадлежала Елизавете I. Но даже когда инициатива учреждения обителей исходила от светской власти, монастыри стояли всё же только глубокой верой, подлинным благочестием и аскетизмом монахов, а славились благодаря подвигам, трудам и молитвам своих подвижников. Об истории создания и возрождения девичьей на Неве обители, а также о жизни монастыря сегодня читайте в статье монахини Евфросинии (Берлизовой).

Духовная жизнь

Дневник инокини

«МВ» продолжает публикацию дневниковых записей инокини Татианы (Соколовой), насельницы одного русского монастыря, которые она вела в течение двух лет. В избранных главах из дневника перед читателем приоткрывается духовная жизнь инокини, ее переживания, впечатления, вопрошания, размышления.

Отцы Церкви

Священномученик Серафим (Чичагов): одаренный во многом

Жизнь священномученика Серафима захватила несколько эпох русской истории: замечательное по своему реформаторскому размаху время царя-освободителя Александра II; прославившееся разумным консерватизмом царствование Александра III; трагическое правление Николая II и, наконец, период безумия революционных бунтов и полного крушения всех достижений предыдущих трех эпох. Но, невзирая на драматичные внешние события и вопреки духу времени, владыка Серафим всегда был оптимистом и созидателем. Его отличала колоссальная эрудиция и профессионализм во всем, за что бы он ни брался: в военном деле, медицине, философии, музыке, живописи, благотворительности. До февральского переворота его труды высоко ценили: он награжден 16 орденами и медалями Российской империи, а после февраля 1917 года он получил награду от Господа – мученический венец. Материал постоянного автора «МВ» Анастасии Михалос.

Юридическая консультация

Объекты культурного наследия

Министерство культуры Российской Федерации закончило разработку методических рекомендаций по отнесению историко-культурных территорий к объектам культурного наследия в виде достопримечательных мест. «МВ» публикует разъяснения Юридической службы Московской Патриархии.

Инна Стромилова : Здравствуйте, отец Нектарий. Объясните, пожалуйста, для чего верующему человеку нужно читать православную литературу и какое место в деле спасения это занимает?

Игумен Нектарий (Морозов): Дело в том, что любой человек, который хочет разумно проходить свой жизненный путь, нуждается в том, чтобы обогащаться опытом тех людей, которые прошли этим путем прежде него. И не является исключением в этом плане жизнь человека верующего – жизнь христианина. Путь спасения – это путь тернистый, путь очень трудный, на котором человека подстерегает множество искушений, множество возможностей совершить ошибку, – и не случайно святые отцы называли саму эту науку спасения «искусством из искусств». И было бы, наверное, чудно, если бы человек, который пытается этим «искусством из искусств» овладеть, не задавался бы вопросом, каким образом достигали спасения все те, кто не только получил спасение, но и достиг святости.

Особенность нашего времени заключается в том, что нам именно по преимуществу остаются книги. Если мы посмотрим в тот же Древний патерик, то увидим, как кто-то из братии, нуждавшейся в наставлении, а порой и кто-то из мирян могли с легкостью получить эти советы и наставления со стороны тех, чья жизнь совершенно явственно была жизнью праведной – жизнью чистой и жизнью святой. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в «Отечнике» обращает внимание на то, что единовременно в Нитрийской пустыне находилось до пятисот братий, совершавших знамения и чудеса.

Можно себе представить этот период расцвета монашества в Египте… В последующие столетия, когда жизнь христианская и жизнь монашеская не была уже столь яркой, столь насыщенной, столь полной, как в этот период своего расцвета, духоносные наставники в этой жизни тем не менее тоже присутствовали. Свидетельства об этом мы можем найти и в творениях многих святых отцов, и в житиях святых, и во всей истории Церкви.

Конечно, во все времена звучали вот эти слова из псалма – оскуде преподобный (Пс. 11, 1.), – но все-таки мы имеем возможность сравнивать различные исторические периоды жизни Церкви и приходить к определенному выводу. К выводу о том, что, может быть, и раньше оскудение святости кем-то ощущалось, но в наше время оно достигло все-таки какого-то максимального развития. Мы живем сегодня в стране, которая только-только пробуждается после долговременной, многодесятилетней поры, когда жизнь церковная убивалась, когда монастыри были закрыты. И естественно, передача живого опыта от человека к человеку были не то что крайне затруднены, а практически отсутствовали. Почему и монашество в России возрождается практически с нуля, и монастыри возникают на пустом месте, а не как прежде, когда приходило некое братство во главе с игуменом на какое-то место, начинало там подвизаться, и потом уже складывалась обитель. У нас сегодня получается иначе: есть стены, туда кто-то заселяется, и что из этого получится, только Господь весть. И не всегда из этого получается, конечно, то, чего бы хотелось.

Поэтому в наше время, наверное, как ни в какое другое – огромное значение имеет знакомство с тем опытом, с той подвижнической традицией, которую можно найти в творениях святых отцов. Если посмотреть на XIX столетие, можно увидеть целый ряд авторов, которых мы читаем и почитаем сегодня как святых. Это святитель Игнатий (Брянчанинов), преподобный Паисий (Величковский), значительная часть Оптинских старцев.

Эти авторы постоянно в своих письмах, в своих книгах говорили о том, что чтение святоотеческой литературы является для каждого желающего спастись непременным условием спасения. Особенно на это обращал внимание святитель Игнатий (Брянчанинов), а что касается преподобного Паисия (Величковского), то он в основу наставления монашествующим, которые находились под его руководством, под его окормлением, полагал именно совместное чтение святоотеческих книг.

В его монастырях ежевечерне читались святые отцы, и он, будучи игуменом, разъяснял все, нуждающееся в разъяснении, своей братии, – причем делал это иногда на одном языке, иногда на другом, потому что братия у него была разноязычной.

Если же говорить об Оптинских старцах, то сама традиция книгопечатания, предполагающего издание святых отцов и переводческую деятельность, тоже в новейшей церковной истории определенным образом связана именно с Оптиной пустынью,- потому что и Оптинские старцы, и люди, близкие к Оптиной пустыни, достаточно много в этом отношении потрудились.

Если христианин не имеет возможности прийти и получить ответ на беспокоящие его вопросы - на те вопросы, которые естественным образом появляются в ходе его духовной жизни – у опытного подвижника, у старца (а такая возможность редко-редко у кого-то есть), на эти же самые вопросы отвечает книга. Отвечают те люди, которые опытным образом – путем и падений, и ошибок, и каких-то находок, которые на духовном пути ими обретались – получили возможность нам в своих творениях на эти вопросы отвечать. И каждый из нас, наверное, с этим сталкивался: читаем мы такую книгу и вдруг чувствуем, что в «Лествице» или у преподобного аввы Дорофея, или у преподобного Ефрема Сирина, или у преподобного Исаака Сирина находится какое-то слово, которое сказано собственно нам, в котором именно мы сейчас испытываем крайнюю нужду.

– Скажите, с каких книг лучше всего начинать знакомство с этим душеполезным наследием?

– Здесь, наверное, как и везде, нужно идти от более простого к более сложному. Более простыми для нас являются те авторы, которые ближе к нам по времени. Я бы вообще, наверное, советовал начинать не со святоотеческих творений, а с писаний подвижников благочестия, которые жили практически в наше время, чуть раньше. Это могут быть письма игумена Никона (Воробьева), письма схиигумена Иоанна (Алексеева) – и в тех, и в других постоянно присутствуют отсылки к тем или иным святоотеческим творениям; и те, и другие письма тем же святоотеческим духом буквально проникнуты.

Затем я бы советовал переходить к святителю Игнатию (Брянчанинову) или к святителю Феофану Затворнику. Кому-то бывает легче читать святителя Игнатия, кому-то – святителя Феофана; это зависит от склада, потому что святитель Игнатий более тяготеет к литературному языку, а святитель Феофан пишет вроде бы более просто, но зато порой пишет о более сложных вещах, как это ни странно. Но познакомиться обязательно надо с ними обоими. Помимо этого, я советовал бы на этом этапе познакомиться с такой книгой, как «Моя жизнь во Христе» святого праведного Иоанна Кронштадтского. И обязательно прочитать «Невидимую брань» преподобного Никодима Святогорца, в которой неким конспективным образом изложено все, что нужно знать о ведении этой самой невидимой брани и о том, как жить духовной жизнью.

А после этого было бы уже логично переходить к более древним святым отцам – но в первую очередь браться за книги о жизни деятельной. Не опыты чьих-то созерцаний изучать, а узнавать, как в себе распознавать страсти и как с ними бороться. И здесь, конечно, первое место занимают такие книги, как «Душеполезные поучения» преподобного аввы Дорофея и «Лествица» преподобного Иоанна Лествичника.

Но, помимо этого, есть еще целый ряд книг, с которыми обязательно нужно познакомиться и которые редко бывают прочитаны современными христианами. Это преподобный Исаак Сирин, это преподобный Ефрем Сирин со всем корпусом его творений, это преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, это священномученик Петр Дамаскин и это, безусловно, ответы на вопросы учеников о духовной жизни преподобных Варсонофия Великого и Иоанна Пророка.

Я думаю, что это некий минимум святоотеческих творений, с которыми обязательно должен познакомиться каждый человек, ревнующий о своем спасении.

О каждой из книг, о каждом из этих авторов можно рассказывать отдельно, но суть заключается в том, что все они, вроде бы, говорят об одном и том же. Они – при всей разности в форме передачи того, что хотят сказать, при всех психологических различиях, которые между ними были, потому что это были разные люди и ни в ком из них не упразднялись их личные качества – тем не менее, говорят в одном, едином духе; и каждому из нас кто-то окажется ближе в тот или иной момент нашей жизни, кто-то подскажет именно то слово, в котором мы испытываем потребность.

На самом деле, как говорил когда-то преподобный Лев Оптинский, святых отцов обязательно нужно читать делами. Если человек читает святоотеческую книгу, но не пытается это применить в своей жизни – не останавливается, не рассматривает самого себя, как бы перед зеркалом находясь перед этой книгой, – это обязательно забудется. Приходят люди и говорят: «Вот я и это читал, и это читал, и это читал – и ничего не помню».

И мне всегда вспоминается пример из жизни Оптиной пустыни. К одному из Оптинских старцев пришел кто-то из вновь поступившей братии и спросил: «Что вы, батюшка, благословите почитать?». Он сказал: «Прочитай преподобного авву Дорофея». Тот прочел, пришел и говорит: «А что дальше?». – «А дальше прочитай еще раз». Он послушно прочитал еще раз, опять пришел и получил совет прочитать третий раз. Это напоминает опять-таки историю из жизни преподобного Павла Препростого, который услышал первые слова Псалтири – «Блажен муж иже не иде на совет нечестивых» (Пс. 1:1) – и ушел. А тогда было принято заучивать наизусть целые псалмы и даже, может быть, целую Псалтирь, у кого получалось. И вот тот, кто его учил, спрашивает: «Куда ты ушел? Ты так и не продвинулся на этом пути». Он говорит: «Я действительно на этом пути не продвинулся, я пока услышал только первую фразу и решил, что пока не стану тем, кто не идет на путь нечестивых, мне не имеет смысла учить дальше».

Примерно такой же принцип должен прилагаться и к чтению святоотеческих книг. Ведь это не просто материал, с которым нужно познакомиться, – нужно обязательно все, прочитывая, прилагать к себе. Открыли мы книгу, начали читать о действии какой-то страсти – обязательно нужно остановиться и подумать: как конкретно эта страсть действует во мне? Читаем мы о борьбе с этой страстью – и опять останавливаемся и задаемся вопросом: а борюсь ли с этой страстью так я? Или я борюсь как-то иначе? Или я вообще не борюсь? То есть чтение святых отцов должно быть для нас не только радостным и сладостным, но и обязательно должно быть мучительным. Если этого момента мучительности нет, то на самом деле оно бесплодно.

Преподобный Марк Подвижник – еще один автор, с которым тоже обязательно нужно познакомиться, особенно с его главами «О законе духовном» – уподоблял знание, не подкрепленное деланием, острому жезлу, на который человек хочет опереться в какой-то момент, а этот жезл протыкает его руку. Вот так опасно знание, которое, как человеку кажется, он имеет и которое не подкреплено опытным исполнением знаемого.

И еще один автор, которого нужно назвать, – преподобный Макарий Египетский. Я не сказал о нем сразу, потому что говорил о святых отцах, писавших о деятельной жизни, а у преподобного Макария Египетского все-таки в значительной степени сочетаются главы о деятельной жизни и главы о жизни созерцательной и о тех благодатных опытах, которые Господь ему подавал. Но с ним познакомиться тоже необходимо, потому что мы имеем представление – зачастую, может быть, смутное, но тем не менее имеем – о тех законах, которыми управляется этот мир, о тех законах, которые существуют в стране, в которой мы живем, – но есть еще, помимо этого, законы духовной жизни, и они для нас чаще всего бывают совершенно неведомыми.

Мы вроде бы что-то начинаем понимать, но от ясного понимания бываем очень далеки. Взять, к примеру, такой грех, как осуждение. Мы все достаточно часто осуждаем. И не замечаем, что впадаем в те самые грехи, за которые кого-то осуждаем, – а об этом согласно говорят все святые отцы. Есть закон духовный: как только ты кого-то за что-то осудил, ты лишился благодати – и, скорее всего, Господь даст тебе впасть в тот же самый грех, за который ты кого-то судишь. Но это лишь одно частное проявление того, как действуют духовные законы, а на самом деле их действие гораздо более обширно. И познакомиться с ним иначе, нежели читая книги святых отцов, просто невозможно.

Почему еще это чтение необходимо? Мы очень подвержены влиянию окружающей нас среды. И, безусловно, эта среда постоянно нас приземляет, погружает в какие-то житейские попечения, в совершенно плотское отношение ко всему, что у нас в жизни происходит. Это естественно, потому что с кем поведешься, от того и наберешься – а круг нашего общения это такие же люди, как и мы. Такие же грешные, такие же немощные, такие же плотские… И нам очень трудно в них для себя найти примеры, которые могли бы нас руководствовать в восхождении горе, – точно так же, как и им трудно в нас такие примеры для себя обрести. А между тем, мы в этих примерах нуждаемся: мы нуждаемся в общении с теми, перед кем нам, может быть, было бы стыдно, в общении с теми, кто бы мог нас поддержать, взгреть в нас дух ревности ко благочестию.

И вот для нас такими собеседниками, такими людьми, с которыми мы можем общаться, становятся святые отцы. На самом деле, когда мы принимаемся читать книгу того или другого отца, то обязательно с ним вступаем в некое общение. Хорошо, конечно, когда мы еще молимся этому святому автору; но даже если не молимся – все равно, мы взяли в руки его книгу, и он уже за это нас не забудет, он обязательно помянет нас в своих молитвах перед Богом.

Чтение книги, помимо всего прочего, создает определенный духовный настрой, который для нас крайне важен. Почему преподобный Амвросий Оптинский советовал обязательно какое-то время с утра уделять чтению святых отцов? Он говорил: хоть пять, хоть десять минут, если у тебя другого времени нет, но почитай. А потом в течение всего дня, как говорил он, нужно, как корова жвачку, пережевывать это прочитанное, то есть постоянно вспоминать, обращать в своем сердце и в своем уме.

И действительно, это создает определенную атмосферу, в которой человек живет. Преподобный Варсонофий Великий говорил, что если в жернова бросить какую-то ерунду, то получится ерунда, а если туда положить чистое зерно, то получится мука, из которой можно испечь хлеб. Он говорил, что если ты с утра проснулся и можешь дать себе чистое зерно – дай себе его.

«Чистым зерном» в данном случае может быть и молитва, и чтение. Вот почему хорошо с утра хотя бы что-то прочитать. На ночь чтение тоже может быть плодотворным, как и в течение дня, но тот, кто именно утром пять минут потратит, уже совершенно с другим душевным состоянием войдет в наступивший день.

– Отец Нектарий, что делать, если человек читает труды какого-то автора и понимает, что он не может это выполнить и для него это очень сложно понести? О чем это свидетельствует? Может быть, ему просто рано еще его читать или это что-то говорит о состоянии его духовном?

– С одной стороны, чтение должно быть сообразно с нашей жизнью. Как я уже сказал, вряд ли, например, стоит начинать знакомство со святоотеческими творениями с гимнов о Божественной любви преподобного Симеона Нового Богослова. Потому что можно поразиться красотой того, о чем говорит святой, но это будет крайне далеко от нашей жизни. И либо спустя какое-то время мы впадем в уныние, потому что поймем, как далеко отстоим от того, о чем говорит этот подвижник, – либо наоборот, начнем что-то фантазировать и придумывать, что будет еще хуже. С другой стороны, когда мы читаем о жизни деятельной, то да – мы можем столкнуться с тем, что не можем исполнить того, о чем говорит данный автор. А собственно говоря, о чем говорит не данный автор, а о чем говорит Евангелие, потому что все эти авторы, о которых мы беседуем, не учат нас чему-то иному – они учат нас тому, как научить себя исполнять заповеданное Господом в Евангелии.

Когда мы понимаем, что у нас на это нет сил, когда мы понимаем, что у нас ничего не получается, это не повод бросать чтение.

Некий брат спрашивал у старца: «Вот, отче, я читаю, но ничего не выполняю и у меня ничего не получается. Может быть, мне бросить читать?». А старец ему сказал: «Нет, видишь ли, если ты будешь продолжать читать и будешь понимать, что делать должно, и будешь чувствовать, что у тебя это не получается, ты будешь по крайней мере смиряться и самого себя осуждать и укорять. А если ты не будешь этого читать, то память о том, что это нужно в принципе делать, тебя покинет – и ты и делать не будешь, и смиряться не будешь». Поэтому от чтения польза все равно есть.

Другой старец уподоблял чтение святоотеческих книг и Священного Писания промыванию сосуда проточной водой. Он говорил: «Налей в этот грязный стакан воду. Вылей и налей еще раз, и еще раз. Ты видишь, что стакан становится чище?».

Вот точно так же душа человека становится все-таки чище по мере чтения книг святых отцов. Конечно, в том случае, если человек опять-таки читает их со смирением и не пытается за счет этого обогатиться каким-то недолжным образом. Всем нам, наверное, знакомы в жизни церковной люди, которые, может быть, и палец о палец не ударили для того, чтобы что-то исполнить из того, что они прочли, но готовы при случае буквально сыпать налево и направо цитатами, и более того, готовы, опираясь на эти цитаты, судить тех, кто их окружает. Это совершенно «незаконный» способ чтения святых отцов. Если человек читает святых отцов для этого, лучше ему, конечно, их не читать.

– Отец Нектарий, некоторые люди, когда только приходят к вере, бросаются читать все, что только ни попадает им под руку. Может ли такое чтение нанести вред?

– Дело в том, что любое подвижническое делание – а чтение это тоже подвижническое делание – должно носить упорядоченный характер. Если человек начинает беспорядочно молиться, если человек начинает беспорядочно питаться, даже если человек начинает беспорядочно ходить в храм, то спустя какое-то время это приводит к какому-то перекосу. Человек должен для себя определить, сколько он может молиться, сколько он может присутствовать в храме, сколько ему необходимо есть – и точно так же сколько и чего ему необходимо читать. Потому что чтение – это та духовная пища, которая тоже может вызвать состояние отравления.

Переизбыток чего бы то ни было, пусть даже самого хорошего, человека может привести к надрыву. Поэтому обязательно нужно советоваться с тем священником, у которого человек исповедуется – особенно если этот священник сам человек «книжный» и книги любящий – или же по крайней мере придерживаться для себя такого принципа: взять одну святоотеческую книгу о деятельной жизни и читать ее.

Поскольку чтение святых отцов – это все-таки пища твердая, и эта пища не всегда легко усваивается, то, наверное, читать часами святых отцов все-таки не стоит - это может быть полчаса в день, это может быть час, но вряд ли больше.

Если же у человека есть время для чтения – если он такой счастливый человек, – то он может одновременно со святоотеческой книгой читать какую-то книгу, скажем, по истории Церкви или по богословию и параллельно какую-то книгу жизнеописательного, житийного характера.

Почему – да потому что ум человека, душа человека тоже нуждаются порой в отдыхе. И когда человек чувствует, что все, эта твердая пища уже им не усваивается – он переходит к тому, что обогащается знаниями, читая то, что ему необходимо знать об учении Церкви, о ее истории, о толкованиях Священного Писания. Или же он просто берет то чтение, которое не требует от него каких-то усилий, но утешает его душу. Это чтение жизнеописаний подвижников благочестия. Опытным путем я пришел к тому, что такие три книги вполне могут сосуществовать. Когда же это четыре, пять, шесть, семь книг, когда человек хватается за все одновременно, конечно, это неправильно.

Помимо этого можно найти – например, в советах Оптинских старцев – рекомендации прочитать конкретную главу из того или иного святого отца по какому-то определенному поводу. Скажем, часто бывает, что люди приходят на исповедь и говорят о том, что их смущают хульные помыслы. Посоветуешь человеку прочитать главу преподобного Иоанна Лествичника о неизъяснимых хульных помыслах, и у человека все становится на свои места. Он понимает, что это помыслы не его, он понимает, что он не может одновременно молиться и хулить – значит, хулит враг, и единственный способ от этого избавиться – просто не обращать внимания. Потому что враг очень горд, и когда на него внимания не обращают, он уходит; а если человек пугается, если человек смущается, он обязательно будет в эту точку без конца бить и человека этими помыслами буквально забрасывать и мучить.

Но помимо этого точечного, скажем так, чтения, все-таки необходимо читать книги от начала до конца, знакомиться с авторами. И некоторые книги, безусловно, в течение всей жизни нужно перечитывать. И авву Дорофея, и «Лествицу», и преподобных Варсонофия Великого и Иоанна Пророка, потому что ответы на вопросы, которые они дают своим ученикам, по своей мудрости, по своей действенности совершенно удивительны.

Как говорит преподобный Варсонофий Великий, «ни одного слова, сказанного здесь, я не говорил от себя, но все это слова Духа Святого». Эти слова кажутся самонадеянными, кажется даже, что они какие-то гордые, – но у человека, который будет читать эту книгу, очень скоро появится понимание того, почему этим словам подвижника он должен обязательно поверить.

Нужно перечитывать и такую непростую книгу, как «Творения преподобного аввы Исаака Сирина». Почему она непростая – потому что он сам большую часть жизни провел в безмолвии, в уединении, и книга его написана во многом для людей, ведущих такой же образ жизни. Это с одной стороны. Но с другой стороны, там содержится масса ценнейших советов для любого человека, ревнующего о жизни христианской. Практически для любого – хотя сам он совершенно в других условиях спасался, как я уже сказал. На Афоне прежде – не знаю, как сейчас – многие монашествующие клали его книгу под голову, когда ложились спать, потому что не хотели с нею расставаться. Но я думаю, что это может быть желанием не только монашествующего. Бывает так, что читаешь какой-то святоотеческий труд, прочитываешь страницу, вторую, третью – и потом что-то поражает твой ум, твое сердце; так вот когда читаешь преподобного Исаака Сирина, это буквально каждая строчка.

То есть нет другой, наверное, книги, в которой настолько было бы сконцентрировано опытное знание духовной жизни. Когда-то Варсонофий Оптинский говорил о том, что авва Исаак Сирин над прочими святыми отцами, как орел, парящий над прочими птицами. Это, конечно, поэтическое сравнение, но тот, кто будет читать преподобного Исаака Сирина, поймет, в чем сущность этого сравнения и почему оно пришло на ум преподобному Варсонофию Оптинскому.

– У меня такой вопрос: как можно планировать свой личный список литературы, по какому принципу? Вы уже сказали о том, что нужно от более современных для нас авторов идти к более ранним христианским авторам. Есть ли еще какие-то принципы?

– Я думаю, что нет. Для начала нужно просто взяться за последовательное знакомство со всем корпусом святоотеческих творений, писавшихся о деятельной подвижнической жизни. Безусловно, со временем он расширится и до пяти томов «Добротолюбия»; безусловно, в этот список войдут и такие авторы – которые еще не прославлены в лике святых, но тем не менее во многом сопоставимы с ними и современны нам – как старец Паисий Афонский, старец Иосиф Исихаст, архимандрит Эмилиан (настоятель монастыря Симонопетра, который сейчас находится на покое ввиду болезни).

Таких авторов может становиться все больше и больше, и нужно в этот труд знакомства с ними войти, – и постепенно, с течением времени, когда человек уже в этом мире будет не чужим, а своим, он сам будет понимать, в какой момент какую книгу ему взять и какое лекарство ему необходимо. Могу привести такой пример: я очень люблю книги митрополита Вениамина (Федченкова), и практически все, что он писал, было мной в свое время прочитано – и вот бывают моменты, когда я чувствую либо какую-то тяжесть, либо тоску, либо уныние. И я в этот момент понимаю, что мне нужно взять в руки книгу владыки Вениамина, потому что это будет то же самое, что прийти к человеку, которого ты любишь и который может согреть тебя своим теплом. И это практически каждый раз происходит. Вот то же самое происходит и с чтением святых авторов, тем более.

– Скажите, а чтение Великого поста – оно какое-то особенное? Есть ли какие-то рекомендации?

– Традиционно в течение Великого поста прочитывались «Лествица» преподобного Иоанна Лествичника и творения преподобного Ефрема Сирина. Почему преподобного Ефрема Сирина – потому что его, скажем так, авторский стиль, очень своеобразен. С одной стороны, преподобный Ефрем - это проповедник непрестанного покаяния, а с другой стороны, это удивительный молитвенник. И если человек садится читать его восьмитомник (в восьми томах у нас традиционно издавались его творения), то он удивляется тому, как в них наставления аскетические или же увещания к покаянию перемежаются вдруг молитвой, которая совершенно естественно начинает изливаться из сердца преподобного, и потом это опять переходит в аскетическое наставление и увещание к покаянию.

Как родилась такая книга, как «Псалтирь преподобного Ефрема Сирина»? Это выборка из его творений, которые по сути являются молитвами. Поэтому, наверное, и эта молитва преподобного Ефрема Сирина, как маленькая-маленькая крупица из всего богатства его творений, сопровождает нас в течение всего Великого поста,- потому что то, что писал он, обладает совершенно особым действием на сердце человека.

– А преподобный Иоанн Лествичник почему?

– Что касается преподобного Иоанна Лествичника, нет ни одного автора, который бы столь подробно и столь системно написал бы о человеческих страстях и о способах борьбы с ними, как он. У преподобного Иоанна Лествичника все выстроено действительно в очень и очень строгую систему: все главные страсти, все главные искушения и соблазны и то, как они преодолеваются, – потому что, собственно говоря, Лествица - это некий путь восхождения, который он предлагает всем тем, кто желает жить либо жизнью монашеской, либо жизнью просто внимательной христианской.

– Мне приходилось слышать, что как раз «Лествица» вызывает какой-то страх у людей и кажется непонятной и тяжело исполняемой. Почему это происходит?

– Дело в том, что традиционно люди, читающие «Лествицу», первоначально спотыкаются на рассказе о «темнице кающихся». Это место, о котором повествует преподобный, где подвизались впавшие уже в монастыре в те или иные согрешения иноки. Там действительно говорится об очень, скажем так, строгом образе покаяния – столь строгом, что, кажется, эти люди были к себе беспредельно жестоки, буквально умерщвляли себя трудами покаяния и теми епитимиями, которые они возлагали на себя сами или по благословению своих духовных отцов.

Но тот же преподобный Иоанн Лествичник говорит, что тому, кто читает об этих подвигах, не надо даже ревновать о том, чтобы им подражать, – достаточно, глядя на них, смириться и познать свою немощь. Но поскольку этот вот совет – смириться и познать свою немощь – многие люди, читая, пропускают, то они впадают в уныние, потому что когда человек примеряет на себя тот труд, тот подвиг, который несли эти иноки – падения которых, может быть, были на самом деле совершенно незначительными, просто они были по отношению к себе столь строги, – ему становится страшно. А примерить на себя нужно, на самом деле, другое: ощущение того, что спастись ты можешь только по милости Божией. Ощущение того, что ты никуда не годишься, но Господь человеколюбив и милосерд. Вот это дается трудно. Хотя именно к этому практически все книги святых отцов нас и ведут.

Святые отцы были людьми, которые знали Бога опытно: знали Его любовь, знали Его сострадание к человеческому роду и к каждому человеку в отдельности. И поэтому никто из них не говорит о Боге только лишь как о Судии Праведном – каждый из них говорит о Боге как о любящем милующем Отце. У преподобного Исаака Сирина есть такие слова – дерзновенные, которые, может быть, не сразу легко понять. Он говорит о том, чтобы мы ни в коем случае не называли Бога правосудным и праведным. Потому что, говорит он, ты согрешил, а Бог распялся за тебя, поэтому Его милосердие многократно превосходит Его праведность как Судии. То есть Господь как Судия, получается, даже порой неправеден, потому что Его любовь, Его человеколюбие побеждают в Нем то, что должно было быть основанием праведного суда, то есть суда, который нам причитается по нашим «заслугам». Господь милует. И преподобный Исаак Сирин говорит о том, что все согрешения человеческой плоти – это как горсть праха, брошенная в море, перед лицом милосердия Божия. Но это, конечно, в том случае, если человек сам болезнует о своих грехах, сам о них переживает. Тогда это именно так. Если же человек считает, что в них нет ничего страшного, тогда, конечно, они встают перед ним как некая стена, его от Бога отлучающая.

Но стоит раскаяться, стоит себя во всем осудить – и действительно, эти согрешения превращаются в такую горсть праха, которая в этой бездне милосердия Божия тонет.

Некоторых церковных деятелей знает и уважает паства. Но есть такие, на плечах которых особая ноша. Эти люди говорят от имени церкви на большую аудиторию, привлекая к себе особое внимание. К таким личностям относится игумен Нектарий Морозов. Его духовными книгами зачитываются люди, стремящиеся к Богу. Слово этого человека открывает сердца, наполняет их светом. Говорит и пишет просто и доступно игумен Нектарий Морозов. Биография этого человека не блещет особыми событиями, все силы души своей он тратит на прихожан. Давайте познакомимся с его творчеством поближе.

Игумен Нектарий Морозов: краткая биография

Родился Родион Сергеевич (в миру) первого июня 1972 года. Семейство его жило тогда в столице России. Там же окончил школу и поступил в Московский государственный университет. Молодой человек выбрал профессию журналиста, что ныне позволяет ему словом менять людские судьбы. Во время учебы публиковался в «Общей газете», писал статьи для еженедельника «Аргументы и факты». Принимал участие в командировках в Жизнь в стране в то время была сложной и непредсказуемой. Боль других людей, несправедливость, от которой они страдали, повлияла на отважного юношу, подтолкнула его к храму. В 1996 году он стал членом братии Подворья Троице-Сергиевой Лавры в Москве. Здесь же принял постриг, спустя три года. В 2000-м возведен в сан иеромонаха. А через шесть лет стал игуменом. Приблизительно в это же время назначен главным редактором журнала «Православие и современность». Игумен Нектарий (Морозов) известен широкой публике по статьям и книгам.

Чеченская командировка

В горячую точку молодой человек попал в 1995 году. Путешествие было не из легких. Впоследствии будущий игумен Нектарий (Морозов) написал об этой командировке. Она перевернула его душу. Тогда по всем каналам показывали храм в Грозном, в котором от бомб прятались люди. Родиону хотелось увидеть это место. Его спутники согласились отклониться от маршрута. Храм они нашли сожженным. Однако на его развалинах были живые люди, окружившие тамошнего священника Анатолия Чистоусова. Тогда Родион Морозов (Нектарий, игумен ныне) впервые осознал, что есть для настоятеля его паства. Люди были при батюшке, как овцы при пастухе. Советовались, спрашивали, что делать и как поступить в том или ином случае. Глаза священника были наполнены любовью и болью. Они выражали кротость и силу одновременно. Этот человек принимал все происходящее со смирением, думая только о своей пастве, спасении душ этих людей. Впоследствии его схватили, долго пытали и убили.

Игумен Нектарий Морозов: книги

Обычному человеку прийти в храм непросто. А остаться там еще сложнее. Это прекрасно понимает игумен Нектарий (Морозов). И дело не в том, что вера у людей отсутствует. Многих пугают «строгие правила», непонятные церемонии. Это естественная реакция на неизвестность. Книги свои игумен Нектарий нацеливает именно на такую аудиторию. В них содержатся простые и понятные рассуждения о смысле церковной жизни, ее естественности для верующего человека. Читатель чувствует, как его ласково берут за руку и ведут в храм, рассказывая о канонах, разъясняя непонятные моменты. После ознакомления с текстами, человек чувствует себя в церкви намного проще и свободнее. Необходимо отметить легкий стиль изложения. С первого слова возникает впечатление неспешной беседы с мудрым, понимающим тебя, другом. Вот некоторые работы автора:

• «С надеждой на встречу».
• «Что нам мешает быть с Богом».
• «Поучение о чтении духовных книг».
• «О хлебе и воде в жизни Церкви».
• «Беседы о воцерковлении».
• «На пути к Богу. Опыт воцерковления в современном мире».

«Труд пробуждения»

Зачем нам идти к Богу? Как это делать? На эти вопросы отвечает игумен Нектарий в книге «Труд пробуждения». Это размышление по мотивам отрывков из Нового Завета. Человеку надобно принять решение о том, что он всецело доверяет Создателю. Но одного этого недостаточно. Вера - только первый шаг. Духовное становление личности заключается в ежедневном труде по преодолению собственной нерешительности и расслабленности. Автор в своих размышлениях опирается на примеры из Нового Завета. Много внимания он уделяет рассуждениям о том, с кем мы боремся, открываясь Творцу. Эта сущность коварна и зла, она обладает большим опытом и знаниями. Преодолеть расставленные сети сможет лишь тот, кто раскрыл душу Создателю, всецело доверился ему. А в товарищи в этом труде игумен Нектарий рекомендует брать свою совесть. Она бдительно охраняет человека на протяжении жизни, стараясь подсказать правильные решения и поступки.

«О Церкви без предубеждения. Беседы со светским журналистом»

Очень интересный сборник, раскрывающий множество тем, волнующих обычных людей, далеких от храма. Игумен Нектарий не уходит от острых вопросов, растолковывает все искренне и непринужденно. Много внимания уделяется проблемам церкви, мифам и стереотипам, окружающим ее служителей. Автор рассказывает о том, что такое храм «изнутри», из чего состоит жизнь священника. В беседах затрагиваются и более серьезные вопросы. К примеру, раскрывается ответственность священнослужителя перед паствой. Отвечает игумен и на скользкие вопросы журналистки. Они вместе пытаются разобраться, почему церковь отталкивает простых граждан, что необходимо предпринять, чтобы преодолеть недоверие. Часть бесед посвящена происходящим в мире событиям. Игумен дает советы неравнодушному читателю по поводу того, как относиться к негативной информации, транслируемой СМИ.

О скорбях

Современного человека от храма отпугивают не только традиции. Люди считают, что верующие находятся в постоянном унынии. Игумен Нектарий о скорбях говорил в интервью и статьях. По его словам, причина недопонимания заключается в разном отношении к происходящему. Обычный человек, без Господа в душе, считает, что беда происходит по чужой вине. Этот бедолага азартно назначает ответственного за свои неудачи или ошибки, потом еще и отомстит. Верующий же понимает, что скорби приходят из-за отдаления от Господа. Это результат того, что он ослушался Отца небесного. Причина скорбей в душе человека. Верующий ищет их в своих поступках и решениях. И как преданный сын просит Господа помочь справиться с ними.

Об экстрасенсах

Есть у автора и острые статьи, посвященные государственному устройству. Одна из них называется «Любовь к экстрасенсам». В этой статье игумен пытается понять, почему общество и власть не находят понимания. Отчего люди опираются на что угодно, кроме чиновников. Ответы найти не так сложно, как кажется. делает человека требовательным и ленивым. Его душа спит, не понимая, что такое ответственность. Свои ошибки и промахи он с удовольствием перекладывает на чиновников, тем более что с экранов на него льется поток информации, поддерживающий такие заблуждения. Получается, что власть своими действиями сама формирует безответственных потребителей. Разорвать порочный круг можно только при помощи поднятия духовности людей.

От чего устает священник?

Этот материал раскрывает суть работы батюшки. Игумен Нектарий взял на себя неблагодарный труд развенчать мифы о том, что священнослужители - это дармоеды на шее у паствы. Он довольно подробно раскрывает суть работы в храме. А она далеко не так проста, как кажется со стороны. Основная забота пастыря - это люди. О них он обязан заботиться, выслушивать, поддерживать и тому подобное. Однако коротенькой беседой душу человека пробудить не получится. А ведь именно это главная задача пастыря. Он не обязан жить за прихожан. Его цель - показать им путь к Господу. Делать это приходится не только собственным примером. Много в людях сейчас зла, подозрительности, наглости и тому подобных негативных эмоций. А пастырь обязан их превратить в любовь, во всяком случае сделать все возможное для этого.

Зачем игумену Нектарию такая работа?

У каждого человека свои задачи. Кстати, зависят они не от рождения, как нам говорят экстрасенсы и гадалки, а от духовного развития. Не может верующий человек спокойно смотреть, как ближние «бредут к кончине» через череду уныния, стрессов, злобы и тому подобного. А ведь, когда душа спит, человек живет лишь наполовину, только телом, считает Нектарий (игумен). Кто он, чтобы поучать окружающих? Наверное, читатель задается таким вопросом. Ответ прост: он является глубоко верующим человеком, а значит, любит каждого на этой земле. Это же так естественно для христианства: помоги ближнему, не прося ничего взамен. Что может быть радостнее счастья в глазах другого человека? Для пастыря, наверное, только понимание, что помог спасению его души.

Храм необходим людям как воздух. Однако не каждый способен самостоятельно прийти к вере, работать для собственного духовного роста. Игумен Нектарий понимает, что нужно протянуть руку помощи, за нее обязательно ухватятся. И не оглядывается этот человек по сторонам, пытаясь выяснить, кто и что делает. Видит проблему, сразу старается решить. Его литературный талант позволяет доступно и просто рассказывать о важных вещах. Этим он и занимается, за что множество читателей благодарны этому человеку. К сожалению, не все церковные служащие настолько откровенны. Иногда верующие попадают в ситуацию, когда просто негде найти ответы на мучительные вопросы души. А игумен Нектарий именно о них и рассуждает, чтобы достучаться до каждого нуждающегося в помощи.

О том, почему монашество - это бескровное мученичество и опасное поле битвы, куда не всем следует ходить; об актуальных и наболевших проблемах современного монашества и многом другом мы беседуем с руководителем информационно-издательского отдела Саратовской епархии, настоятелем Петропавловского храма Саратова игуменом Нектарием (Морозовым) .

Монашество - это творчество

Отец Нектарий, мы часто говорим, что христианство и монашество, в частности, - это мученичество. Две трети русских святых - это пострадавшие за Христа прямо или косвенно. Ярким примером мученичества стал многострадальный XX век, явивший миру сонм Новомучеников и Исповедников Христовых. В святцах поименно известно около 2700 русских святых, из них Новомучеников - 1765 человек. А в наше время что является мученичеством в христианской и монашеской жизни?

Монашество есть бескровное мученичество

Вопрос о том, какое страдание представляет для человека большую угрозу и какое страдание мы переживаем сильнее - телесное или душевное, стоял всегда. Если говорить о монашестве, то здесь речь в первую очередь идет скорее о страданиях душевных - это мученичество бескровное. Как правило, человек принимает монашество, потому что стремится быть как можно ближе к Богу. Со временем человеку открывается в нем самом то, что ему мешает быть с Богом: бездна греха, страстей, несовершенств становится источником мученичества для человека, источником его страданий. Чем серьезней человек относится к себе, к своей внутренней жизни, чем глубже он этой жизнью живет, тем больше он ощущает боль, сильнее страдает.

У преподобного Силуана Афонского есть такая мысль, что чем больше любовь, тем больше страдания. Может быть, он говорит здесь о любви к людям, но и чем больше человек любит Бога, тем острее, болезненнее переживает повседневные трагедии: свои несовершенства и постоянные измены, большие и малые предательства по отношению к Богу. Если говорить о нашем времени, то ко всему этому присоединяется отсутствие ясности образа той монашеской жизни, которое настоящему периоду соответствует. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорил, что «обстоятельства не меняют сущности, но оказывают на сущность существенное влияние». Он писал это о своем времени, рассуждая о путях и судьбах монашества в России XIX столетия, но это актуально и сегодня.

Монашество - это то, что передается человеку как некая традиция, нечто, что он должен принять по преемству. Это то, чему трудно и в какой-то степени невозможно научиться из книг или самостоятельно, потому что учителем тут является Сам Господь. И процесс этот очень сложный, мучительный: человек нащупывает дорогу, теряет ее, вновь находит, опять теряет. И самое главное, что вокруг мало оказывается тех, кто реально может человеку помочь.

Преподобный Макарий Оптинский в одном из писем писал: приходит человек в монастырь, видит там расслабленную жизнь и сначала, подкрепляемый ревностью к монашескому житию, осуждает эту расслабленность, а потом показывает то же самое, а зачастую еще и хуже.

Нам самим, будучи не раз «сдернутыми», нельзя забывать, что наш путь направлен именно на Небеса

Бывает, человек устремляется к высоте монашеской жизни, но встречается с реакцией на свою ревность, созвучной фразе из Патерика о том, что если увидишь юного, восходящего на Небеса, сдерни его вниз за ногу. С одной стороны, это верно, ведь многие начинают путь восхождения на Небеса недолжным, опасным для себя образом, а с другой - мы настолько привыкли всех «сдергивать за ногу», что забываем: на Небеса человека надо и подталкивать. И самим не забывать, будучи не раз «сдернутыми», что надо туда все-таки стремиться, и наш путь направлен именно на Небеса.

У известного австрийского психолога, «отца» Третьей Венской школы психотерапии Виктора Франкла есть замечательная мысль: если человек хочет быть человеком, ему нужно стараться быть лучше, чем он есть, тогда он и будет человеком. А если человек будет «просто оставаться» человеком, то это приведет к скатыванию к животному состоянию. В монашестве то же самое. Монашество - это постоянное движение в верхнюю точку, стремление к жительству сверхъестественному. Если этого движения, стремления вверх нет, то будет происходить нисхождение вниз, к нижеестественному уровню.

- Как этого не допустить?

А в этом и состоит мученичество, поскольку двигаться вверх крайне сложно и, более того, этому никто тебя не научит. Поэтому монашество - это, безусловно, творчество. Если человек пытается к монашеской жизни подойти формально, исключительно с точки зрения выполнения определенных рекомендаций (посещение богослужений, вычитывание правила, чтение святоотеческих творений и прочее), но внутреннее творчество, внутренняя, очень мучительная работа над собой отсутствует, ничего не получится. Как себя заставить что-то сделать, как свою душу к чему-то подвигнуть? Когда начинаешь регулярно себя и свою душу «толкать» в необходимом направлении, в один прекрасный момент вдруг понимаешь - как именно это делать. Не начав пробовать, не измучившись, понять это невозможно.

Что важнее: христианство или монашество? Конечно, христианство

Вообще, такое мученичество - это сущность не только монашеской, но и христианской жизни в целом. Здесь необходимо правильно расставить приоритеты. Что важнее: христианство или монашество? Конечно, христианство. Монашество призвано лишь определенным образом восполнить недостатки христианской жизни, с которыми мы постоянно сталкиваемся. Монашество - напоминание всем христианам, какими они должны быть. Монаха от любого другого христианина отличают только монашеские обеты, так как каждая душа - христианка и в какой-то степени невеста Христова. Однако во время принятия монашества происходит нечто более глубокое. Хотя монашество и не является церковным таинством, тайна в нем есть. В постриге (даже если человек этого не осознает) душа человека обручается с Богом, сам он может со временем забыть свое расположение, которое было во время пострига, но Господь не забывает. Так же, кстати, не забывают этого и те, кто наблюдает постриг со стороны - враги нашего спасения, духи злобы.

- Одиночество в монашестве - тоже одна из граней мученичества?

Не только в монашестве. В жизни каждого человека бывают такие моменты, когда он нигде и ни от кого не находит поддержки и понимания. В радости - еще может быть, а вот в скорби человек порой опускается в такую бездну боли, что, кроме Бога, никто туда с ним не сойдет. Как правило, в этой бездне боли человек Бога и встречает. А ежели не встречает, тогда ему бывает совсем худо.

Как монашествующие должны реагировать на клевету в свой адрес? Должен ли монах защищаться, выступать в свою защиту в СМИ? Известно, что святые нашей Церкви никогда не защищались.

Во всех случаях образцом для нас должно являться Евангелие и поведение Самого Господа. Мы видим Его действия на суде и в беседе с начальником народа иудейского. Когда Его били, Он говорил: «За что ты меня ударил?» Эти слова все-таки звучат, поскольку они нужны были как свидетельство того, что ни в чем плохом Его обвинить невозможно и беззаконность действий должна была быть очевидна. Однако Христос не отвечал ни Пилату, ни на обвинения тех, кто обрек Его на смерть, так как никто из них не хотел знать правду, правда для них не имела никакого значения. Поэтому не всегда надо молчать, иногда, когда нас в чем-то обвиняют и мы при том не объясним, что было на самом деле, то ввергнем многих людей в соблазн.

Но есть ситуации, когда молчать надо и не стоит ничего объяснять. Когда тебе говорят, к примеру, что ты не умный или плохой человек, это не тот случай, когда нужно оправдываться. Если тебя обвиняют не как личность, а как представителя Церкви, в чем-то, что бросает тень на Церковь, наверное, в некоторых случаях опровергать эти обвинения надо - если они, разумеется, ложные. Вопрос в том, как именно должен происходить момент оправдания, ответа.

Варка каши из топора

Отец Нектарий, на ваш взгляд, какие внешние и внутренние проблемы в современных русских монастырях наиболее типичны сегодня, и как их преодолевать?

Основные проблемы нашего монашества - отсутствие преемственности и наполнение обителей по не совсем правильному признаку

Ответ на последнюю часть вопроса был бы самонадеянностью с моей стороны. Насчет проблем скажу так: основные из них - отсутствие преемственности и наполнение обителей по не совсем правильному признаку. Монашество - это традиция, оно должно передаваться из рук в руки и, скорее даже, от сердца к сердцу. Сейчас у нас наблюдается разрыв с преемством. В нашей стране, где были сотни монастырей, после гонений на Церковь осталось две-три обители, где монашество развивалось не по тем правилам и законам, по которым существовало исторически, в то время это была попытка сохранить хотя бы что-то.

Монашество должно определенным образом питаться. Огромное значение имеет, откуда и какие люди приходят в монастырь. По выражению святителя Игнатия (Брянчанинова), монашество - это барометр, определяющий состояние жизни церковной, и сама Церковь - тоже барометр, только уже в отношении жизни общественной.

Мы получили в наследство огромное количество руин и убеждение, что на их месте должны быть восстановлены монастыри (от советского времени нам досталось стремление к показателям). Возрождение монашеской жизни, таким образом, идет зачастую искусственным путем: мы идем не через подвижника и общину, образованную вокруг него (как было раньше), а через стены и пытаемся их кем-то наполнить.

Я уверен, что не нужно строить много монастырей: храмы - да, монастыри - нет. В монашестве важнее качество, а не количество. Отец Иоанн (Крестьянкин) говорил, что прежде чем открывать новые монастыри, надо правильно организовать жизнь в тех, какие уже есть. Иногда в монастырь приходят люди, которым больше некуда идти, жизнь их так помотала. Или бывает так, что в мужской обители трудятся в основном женщины, но тогда это больше похоже на приход с монашеским клиром, а не монастырь.

- Тем не менее, и в таких монастырях спасаются? Возможно, для кого-то это не такая уж и проблема?

Это проблема, потому что не получается выстроить ту жизнь, которая называется жизнью монашеской. Мы сказали, что монашество - это бескровное мученичество, но человек такое существо, которое в силу своей природы стремится к благобытию, - либо к подлинному (бытию с Богом), либо ложно понимаемому (избегание любого дискомфорта и т.п.). И поскольку у человека не всегда получается построить правильную жизнь, он со временем успокаивается, расслабляется.

- Это самообман?

На войну (а монашество - это духовная битва) следует посылать только тех бойцов, кто воевать готов. Отвечать за готовность должен командир. А отправлять бойцов просто как пушечное мясо на убой, что порой происходит от безысходности, - страшно, это большая ответственность. Лучше безысходности избегать. Прежде чем строить башню, говорит Господь, надо сесть и подумать, сможем ли мы ее построить, надо рассчитать свои силы.

Еще одной важной проблемой современного монашества является тот факт, что первоначально монашество существовало как удаление от мира, сегодня этого удаления не происходит. К тому же монастыри должны предоставлять государству бухгалтерскую, юридическую отчетность, обслуживать коммуникации, к которым подключена обитель, вести строительную, хозяйственную деятельность, и кто-то должен всем этим заниматься. Чаще всего на эти направления приходится ставить кого-то из братии и порой оказывается, что жизнь и рабочий день до монастыря у брата были менее напряженными, чем в обители.

При этом у монастырей нет какого-то раз и навсегда определенного бюджета, он плавает и постоянно меняется, нет иногда штатного расписания, оно приспосабливается к нуждам текущего момента - мы же в монастырь людей не на зарплату берем, поэтому все постоянно дробится и меняется. Плюс к этому происходит «варка каши из топора», как я это называю: есть у игумена топор, из которого ничего не сваришь, и котел, и ему нужно постоянно искать кого-то, кто бы согласился в этот котел крупу и масло бросить. Процесс этот тоже творческий, но сочетать его с внутренним монашеским творчеством, о чем мы говорили выше, очень и очень сложно.

Не можешь - не делай

Одна из проблем - труд не по разуму. Понятно, что человек приходит в монастырь умирать, быть послушным даже до смерти. А есть ли границы такого послушания? Одна бывшая послушница однажды мне призналась, что готова была умирать, но не душой. Много жалоб на нехватку времени и сил на молитву. Об этом постоянно говорят, это обсуждают на монашеских конференциях, но почему трудно что-то изменить?

Мы часто забываем о такой простой вещи как здравый смысл - не в плане житейского или же светского рационализма. Во все существующее Господь этот здравый смысл, некую идею, вложил, и этот смысл должен присутствовать и в нас, наших действиях, поступках. Преподобный Паисий Величковский по здравому смыслу ушел из монастыря, где наместник сильно ударил его из-за не понравившейся ему капусты, и потом стал примером подлинной монашеской жизни для многих людей. Здравый смысл тут заключался, как думаете, в чем? Святой Паисий понимал, что ему это не по силам - сносить такие удары...

А вот блаженный Акакий из Лествицы знал, что ему по силам дать своему старцу себя забить, и тот его забил до смерти. Какова участь старца? Можно только догадываться. Здесь так: можешь - делай, не можешь - не делай. Мученики за Христа, которые не убегали от страданий, понимали, что у них есть силы пострадать, претерпеть мучения. Те, кто осознавал, что сил недостаточно, бежали. Господь Сам сказал: «Гонят вас, бегите». Перейти в другое место во время гонений для христианина - не грех и не порок. Грех и порок как раз в том, чтобы дерзновенно поставить себя в такое положение, когда у тебя не хватит сил сделать то, что должен. Поэтому все делать надо по силам и в этом состоит здравый смысл.

Отец Кирилл (Павлов) говорил, что спать монах должен порядка семи часов. На Афоне определенное время выделяется на труд, молитву и сон. Если брат вместо того, чтобы отдыхать или молиться, идет трудиться, на него будут смотреть как на опасного человека. Кстати, этим часто на Афоне грешат наши соотечественники. Человек, возлагающий на себя нагрузку большую, чем он может понести, рискует заболеть физически, психически - и в итоге его уже никто не вылечит. Можно уповать на благодать, но в одном человеке упования много, а в другом недостаточно. Это опасный и сложный путь.

Святитель Василий Великий говорил, что наша задача - быть страсто-, а не телоубийцами

Начальствующие должны за это нести ответственность и не забывать, что каждое последующее поколение слабее предыдущего: у пожилых монахов больше порой сил, чем у молодых послушников. Не потому, что послушники ленивые - есть объективные причины физической слабости: мы живем в мире, который отравлен всем, чем только можно, у людей расшатана нервная система, сплошь и рядом астеники - игнорировать эти факты невозможно. Святитель Василий Великий говорил, что наша задача - быть страсто-, а не телоубийцами. Наместник должен по возможности создать в обители такие условия жизни для братии, в которых они смогут заниматься тем, ради чего собрались, и не думали, что им есть, где помыться, что надеть. Бывает и так, что братии приходится ходить в старых, рваных подрясниках, у паломников просить деньги на новую обувь, потому что не в чем ходить. Это не часто бывает, но это есть.

- Да, я слышала о рваных подрясниках и отсутствии материальных средств на обувь от знакомого священника.

К сожалению, иногда у нас разрыв в жизни наместника и братии колоссальный. Хотя было бы логично, если бы игумен, скажем, ел на трапезе то же самое, что и братия, - так бывает, но далеко не всегда. Игумен должен пользоваться только теми благами, которые ему необходимы. Все должно быть по здравому смыслу.

Начинать надо с молока

Что такое истинное послушание? Что делать, если «за послушание» склоняют пойти на сделку с совестью, оклеветать брата, написать донос, наябедничать, унизить ближнего - другими словами, пойти против евангельских установлений?

Мы должны стремиться к послушанию Христу, Евангелию, но не человеку. Эти ориентиры иногда утрачены у людей, приходящих в монастыри. Человек может ошибаться, ему может казаться, что наместник требует от него нечто, противное Евангелию. Казаться так ему может потому, что он обладает меньшей мерой ответственности в отличие от наместника, который видит ситуацию в целом.

Исполняй очевидное - и увидишь, как исполнить неочевидное

Но бывают ситуации, когда все очевидно. Господь устраивает нашу жизнь таким образом: исполняй очевидное - и увидишь, как исполнить неочевидное. Как узнать волю Божию? Бывают в жизни такие обстоятельства, когда не понимаешь, как ее понять. Но если в своей повседневной жизни ты стремишься исполнять волю Божию, а не свою, то в трудный момент Господь тебе подскажет, и ты ясно это увидишь. Это как локатор: его настройки можно сделать либо очень сильными, тонкими, либо постоянно их сбивать. Здесь то же самое.

Как учиться послушанию при отсутствии ясности в вопросе о том, всегда ли от тебя требуют послушания Евангелию или же себе? Во-первых, у человека должно быть намерение слушаться. Во-вторых, послушание не должно лишать человека свободы нравственного выбора, оно должно быть результатом этого выбора.

У архимандрита Лазаря (Абашидзе) есть книга «Голос заботливого предостережения», полностью посвященная вопросу послушания. Она родилась как ответ на полемику о послушании игумена Сергия (Рыбко) и иеромонаха Доримедонта (Сухинина).

Как монахи должны «пить воду поруганий»? Бывает ли полезным намеренное, насильственное «смиряние» другого? Приносит ли оно духовную пользу или больше вредит? Как «смиряемый» может понять, когда терпение становится во вред?

- «Любящим Бога все содействует ко благу», - говорит апостол Павел. От себя добавлю: не любящим Бога не все содействует ко благу (улыбается). Если человек знает, зачем он пришел в монастырь и какова его цель, если человек зрелый и его выбор монашеского пути сознательный, тогда «вода поруганий» принесет ему пользу. Для человека, не готового к монашеской жизни, не понимающего, чем она является в своем существе, «вода поруганий» показана в минимальных дозах, иначе можно человека погубить.

Как часто у нас происходит: человек приходит в Церковь, в монастырь и вместо любви (которая была среди первых христиан, о которых он читал и которые его вдохновили), находит именно «воду поруганий». А есть ли в людях, предлагающих ее, что-то кроме этой «воды», которую они «пили» в свое время и которой теперь готовы щедро делиться с окружающими? Ты сначала поделись любовью, дай человеку ту науку жизни христианской, которая носит первостепенный характер. «Вода поруганий» - это твердая пища, а надо начинать с молока, когда мы имеем дело с «младенцами» в церковной жизни.

К вопросу «смиряния». Тут все очень просто. Врач подчас, взвесив все «за» и «против», дает пациенту сильнодействующий, токсичный препарат, употребление которого сопряжено с риском, и если это приведет к летальному исходу, его осудят, и он будет отбывать срок. Игумен/игумения не будут отбывать срок в тюрьме, но за каждого, кто к ним пришел и кем они неправильно распорядились, кого они без должной любви «смиряли» и таким образом сломали, они ответят, и эта ответственность гораздо страшнее ответственности врача за пациента. Поэтому когда ты подбираешь лекарственные средства, то должен быть крайне осторожным. Начинать при этом надо всегда с малого, и важно следить за собой: когда ты кого-то смиряешь, ты это делаешь, так как хочешь пользы человеку, или же из-за собственной вредности, гордости, или по принципу дедовщины: меня смиряли, и я теперь смиряю?

Не надо возлагать на людей бремена неудобоносимые. Вспомним принцип первого Апостольского Собора: апостолы опасались возлагать на обращенных из язычников бремя, которое может отвратить их от Церкви. Намеренное «смиряние» уместно лишь в том случае, когда очевидно, что брат или сестра в этом действительно нуждается. Делать это надо деликатно и тонко: нельзя унижать, «уничтожать» человека. И еще очень важно, чтобы человек понимал, что и почему с ним делают. На исповеди или в беседе надо обязательно объяснить брату, почему вы поступаете с ним определенным образом, сказать, что это не потому, что вы к нему плохо относитесь или не уважаете, а потому, что ограничиваете его страсти в какой-то степени. Следует руководствоваться принципом «полезно» и «вредно», а не «можно» и «нельзя».

- Иначе говоря, не должно быть системы запретов и наказаний.

Конечно. Вы наверняка помните обсуждение историй с «исповедями бывших», потом была волна о вопросах многодетности, проблеме сексуальной жизни в Церкви. На одном из сайтов была публикация о девушке, которую, по ее утверждениям, духовник и церковная жизнь как таковая довели до невроза в этом отношении. Очевидно, что проблема в самой этой девушке, но, разглядев в человеке такие проблемы, можно постараться их выправить, а, не разглядев, усугубить.

Мать может наказать ребенка, но она отдаст за него свою жизнь. Готов ли игумен отдать жизнь за брата?

Поэтому руководители монастырей должны быть здравомыслящими людьми. Они должны поступать даже не как отцы, а как любящие матери, и смотреть на каждого конкретного человека: не приведет ли их «смиряние» к депрессивному психозу у отдельных личностей. Мать может наказать ребенка, в чем-то ему отказать, но она отдаст за него свою жизнь. Готов ли игумен отдать жизнь за брата? Если готов и отдает день за днем, то может много от него требовать. Нужно помнить, что насельники монастыря - это не ресурс для игуменов, это люди, которым они, игумены, служат. Начальники - это верхушка пирамиды, только пирамиду нужно опрокинуть вниз и понять, что ты подо всеми. И что если бы не «эти все», то в тебе не было бы нужды, ты нужен братии и только поэтому находишься на своем месте. Игумен должен жить не для себя, а ради братии и их нужд. Мы все своим местам не соответствуем, мы хуже, чем должны быть, нас Господь ставит на наше служение, поскольку больше некого - ради людей. Мы должны не пользоваться людьми, а им пользу приносить.

Много говорится о том, что в наше время от начальствующих требуется не строгость, а мягкость и доброта. Как говорил преподобный Гавриил (Зырянов), «если бы преподобный Иоанн Лествичник писал свою “Лествицу” сегодня, то написал бы ее по-другому». Вы согласны, что для современного монаха (да и мирянина) ласка полезнее, чем строгость?

Ласка должна сочетаться со строгостью

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) говорил, что уже за то, что молодые послушники приходят в монастыри, мы должны им в ноги кланяться, а не держать их в ежовых рукавицах. Конечно, умеренная строгость и дисциплина необходимы, но для современного светского человека даже элементарные особенности монастырского устава (в определенные часы подъем, трапеза, богослужения, молитва, правила внутреннего распорядка, поведения и общения с насельниками) становятся некими ограничениями, к которым он еще не готов, и для начала он должен привыкнуть хотя бы к этому. Потому что, к примеру, для человека, которого с детства не учили хорошим манерам, уже это является подвигом. Восхождение надо начинать постепенно, с самых простых вещей. Только на таком фундаменте можно построить что-то еще. Ласка должна сочетаться со строгостью: не должно быть избытка одного и недостатка в другом, они должны идти рука об руку.

Невозможно стать хорошим христианином, да и в принципе христианином, или хорошим монахом, и вообще монахом, не став приличным человеком. У нас же зачастую люди это разделяют, считая, что можно стать хорошим христианином (монахом) и не быть приличным человеком...

О том, почему монашество - это бескровное мученичество и опасное поле битвы, куда не всем следует ходить; об актуальных и наболевших проблемах современного монашества и многом другом мы беседуем с руководителем информационно-издательского отдела Саратовской епархии, настоятелем Петропавловского храма Саратова игуменом Нектарием (Морозовым) .

Монашество - это творчество

Отец Нектарий, мы часто говорим, что христианство и монашество, в частности, - это мученичество. Две трети русских святых - это пострадавшие за Христа прямо или косвенно. Ярким примером мученичества стал многострадальный XX век, явивший миру сонм Новомучеников и Исповедников Христовых. В святцах поименно известно около 2700 русских святых, из них Новомучеников - 1765 человек. А в наше время что является мученичеством в христианской и монашеской жизни?

Монашество есть бескровное мученичество

Вопрос о том, какое страдание представляет для человека большую угрозу и какое страдание мы переживаем сильнее - телесное или душевное, стоял всегда. Если говорить о монашестве, то здесь речь в первую очередь идет скорее о страданиях душевных - это мученичество бескровное. Как правило, человек принимает монашество, потому что стремится быть как можно ближе к Богу. Со временем человеку открывается в нем самом то, что ему мешает быть с Богом: бездна греха, страстей, несовершенств становится источником мученичества для человека, источником его страданий. Чем серьезней человек относится к себе, к своей внутренней жизни, чем глубже он этой жизнью живет, тем больше он ощущает боль, сильнее страдает.

У преподобного Силуана Афонского есть такая мысль, что чем больше любовь, тем больше страдания. Может быть, он говорит здесь о любви к людям, но и чем больше человек любит Бога, тем острее, болезненнее переживает повседневные трагедии: свои несовершенства и постоянные измены, большие и малые предательства по отношению к Богу. Если говорить о нашем времени, то ко всему этому присоединяется отсутствие ясности образа той монашеской жизни, которое настоящему периоду соответствует. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорил, что «обстоятельства не меняют сущности, но оказывают на сущность существенное влияние». Он писал это о своем времени, рассуждая о путях и судьбах монашества в России XIX столетия, но это актуально и сегодня.

Монашество - это то, что передается человеку как некая традиция, нечто, что он должен принять по преемству. Это то, чему трудно и в какой-то степени невозможно научиться из книг или самостоятельно, потому что учителем тут является Сам Господь. И процесс этот очень сложный, мучительный: человек нащупывает дорогу, теряет ее, вновь находит, опять теряет. И самое главное, что вокруг мало оказывается тех, кто реально может человеку помочь.

Преподобный Макарий Оптинский в одном из писем писал: приходит человек в монастырь, видит там расслабленную жизнь и сначала, подкрепляемый ревностью к монашескому житию, осуждает эту расслабленность, а потом показывает то же самое, а зачастую еще и хуже.

Нам самим, будучи не раз «сдернутыми», нельзя забывать, что наш путь направлен именно на Небеса

Бывает, человек устремляется к высоте монашеской жизни, но встречается с реакцией на свою ревность, созвучной фразе из Патерика о том, что если увидишь юного, восходящего на Небеса, сдерни его вниз за ногу. С одной стороны, это верно, ведь многие начинают путь восхождения на Небеса недолжным, опасным для себя образом, а с другой - мы настолько привыкли всех «сдергивать за ногу», что забываем: на Небеса человека надо и подталкивать. И самим не забывать, будучи не раз «сдернутыми», что надо туда все-таки стремиться, и наш путь направлен именно на Небеса.

У известного австрийского психолога, «отца» Третьей Венской школы психотерапии Виктора Франкла есть замечательная мысль: если человек хочет быть человеком, ему нужно стараться быть лучше, чем он есть, тогда он и будет человеком. А если человек будет «просто оставаться» человеком, то это приведет к скатыванию к животному состоянию. В монашестве то же самое. Монашество - это постоянное движение в верхнюю точку, стремление к жительству сверхъестественному. Если этого движения, стремления вверх нет, то будет происходить нисхождение вниз, к нижеестественному уровню.

- Как этого не допустить?

А в этом и состоит мученичество, поскольку двигаться вверх крайне сложно и, более того, этому никто тебя не научит. Поэтому монашество - это, безусловно, творчество. Если человек пытается к монашеской жизни подойти формально, исключительно с точки зрения выполнения определенных рекомендаций (посещение богослужений, вычитывание правила, чтение святоотеческих творений и прочее), но внутреннее творчество, внутренняя, очень мучительная работа над собой отсутствует, ничего не получится. Как себя заставить что-то сделать, как свою душу к чему-то подвигнуть? Когда начинаешь регулярно себя и свою душу «толкать» в необходимом направлении, в один прекрасный момент вдруг понимаешь - как именно это делать. Не начав пробовать, не измучившись, понять это невозможно.

Что важнее: христианство или монашество? Конечно, христианство

Вообще, такое мученичество - это сущность не только монашеской, но и христианской жизни в целом. Здесь необходимо правильно расставить приоритеты. Что важнее: христианство или монашество? Конечно, христианство. Монашество призвано лишь определенным образом восполнить недостатки христианской жизни, с которыми мы постоянно сталкиваемся. Монашество - напоминание всем христианам, какими они должны быть. Монаха от любого другого христианина отличают только монашеские обеты, так как каждая душа - христианка и в какой-то степени невеста Христова. Однако во время принятия монашества происходит нечто более глубокое. Хотя монашество и не является церковным таинством, тайна в нем есть. В постриге (даже если человек этого не осознает) душа человека обручается с Богом, сам он может со временем забыть свое расположение, которое было во время пострига, но Господь не забывает. Так же, кстати, не забывают этого и те, кто наблюдает постриг со стороны - враги нашего спасения, духи злобы.

- Одиночество в монашестве - тоже одна из граней мученичества?

Не только в монашестве. В жизни каждого человека бывают такие моменты, когда он нигде и ни от кого не находит поддержки и понимания. В радости - еще может быть, а вот в скорби человек порой опускается в такую бездну боли, что, кроме Бога, никто туда с ним не сойдет. Как правило, в этой бездне боли человек Бога и встречает. А ежели не встречает, тогда ему бывает совсем худо.

Как монашествующие должны реагировать на клевету в свой адрес? Должен ли монах защищаться, выступать в свою защиту в СМИ? Известно, что святые нашей Церкви никогда не защищались.

Во всех случаях образцом для нас должно являться Евангелие и поведение Самого Господа. Мы видим Его действия на суде и в беседе с начальником народа иудейского. Когда Его били, Он говорил: «За что ты меня ударил?» Эти слова все-таки звучат, поскольку они нужны были как свидетельство того, что ни в чем плохом Его обвинить невозможно и беззаконность действий должна была быть очевидна. Однако Христос не отвечал ни Пилату, ни на обвинения тех, кто обрек Его на смерть, так как никто из них не хотел знать правду, правда для них не имела никакого значения. Поэтому не всегда надо молчать, иногда, когда нас в чем-то обвиняют и мы при том не объясним, что было на самом деле, то ввергнем многих людей в соблазн.

Но есть ситуации, когда молчать надо и не стоит ничего объяснять. Когда тебе говорят, к примеру, что ты не умный или плохой человек, это не тот случай, когда нужно оправдываться. Если тебя обвиняют не как личность, а как представителя Церкви, в чем-то, что бросает тень на Церковь, наверное, в некоторых случаях опровергать эти обвинения надо - если они, разумеется, ложные. Вопрос в том, как именно должен происходить момент оправдания, ответа.

Варка каши из топора

Отец Нектарий, на ваш взгляд, какие внешние и внутренние проблемы в современных русских монастырях наиболее типичны сегодня, и как их преодолевать?

Основные проблемы нашего монашества - отсутствие преемственности и наполнение обителей по не совсем правильному признаку

Ответ на последнюю часть вопроса был бы самонадеянностью с моей стороны. Насчет проблем скажу так: основные из них - отсутствие преемственности и наполнение обителей по не совсем правильному признаку. Монашество - это традиция, оно должно передаваться из рук в руки и, скорее даже, от сердца к сердцу. Сейчас у нас наблюдается разрыв с преемством. В нашей стране, где были сотни монастырей, после гонений на Церковь осталось две-три обители, где монашество развивалось не по тем правилам и законам, по которым существовало исторически, в то время это была попытка сохранить хотя бы что-то.

Монашество должно определенным образом питаться. Огромное значение имеет, откуда и какие люди приходят в монастырь. По выражению святителя Игнатия (Брянчанинова), монашество - это барометр, определяющий состояние жизни церковной, и сама Церковь - тоже барометр, только уже в отношении жизни общественной.

Мы получили в наследство огромное количество руин и убеждение, что на их месте должны быть восстановлены монастыри (от советского времени нам досталось стремление к показателям). Возрождение монашеской жизни, таким образом, идет зачастую искусственным путем: мы идем не через подвижника и общину, образованную вокруг него (как было раньше), а через стены и пытаемся их кем-то наполнить.

Я уверен, что не нужно строить много монастырей: храмы - да, монастыри - нет. В монашестве важнее качество, а не количество. Отец Иоанн (Крестьянкин) говорил, что прежде чем открывать новые монастыри, надо правильно организовать жизнь в тех, какие уже есть. Иногда в монастырь приходят люди, которым больше некуда идти, жизнь их так помотала. Или бывает так, что в мужской обители трудятся в основном женщины, но тогда это больше похоже на приход с монашеским клиром, а не монастырь.

- Тем не менее, и в таких монастырях спасаются? Возможно, для кого-то это не такая уж и проблема?

Это проблема, потому что не получается выстроить ту жизнь, которая называется жизнью монашеской. Мы сказали, что монашество - это бескровное мученичество, но человек такое существо, которое в силу своей природы стремится к благобытию, - либо к подлинному (бытию с Богом), либо ложно понимаемому (избегание любого дискомфорта и т.п.). И поскольку у человека не всегда получается построить правильную жизнь, он со временем успокаивается, расслабляется.

- Это самообман?

На войну (а монашество - это духовная битва) следует посылать только тех бойцов, кто воевать готов. Отвечать за готовность должен командир. А отправлять бойцов просто как пушечное мясо на убой, что порой происходит от безысходности, - страшно, это большая ответственность. Лучше безысходности избегать. Прежде чем строить башню, говорит Господь, надо сесть и подумать, сможем ли мы ее построить, надо рассчитать свои силы.

Еще одной важной проблемой современного монашества является тот факт, что первоначально монашество существовало как удаление от мира, сегодня этого удаления не происходит. К тому же монастыри должны предоставлять государству бухгалтерскую, юридическую отчетность, обслуживать коммуникации, к которым подключена обитель, вести строительную, хозяйственную деятельность, и кто-то должен всем этим заниматься. Чаще всего на эти направления приходится ставить кого-то из братии и порой оказывается, что жизнь и рабочий день до монастыря у брата были менее напряженными, чем в обители.

При этом у монастырей нет какого-то раз и навсегда определенного бюджета, он плавает и постоянно меняется, нет иногда штатного расписания, оно приспосабливается к нуждам текущего момента - мы же в монастырь людей не на зарплату берем, поэтому все постоянно дробится и меняется. Плюс к этому происходит «варка каши из топора», как я это называю: есть у игумена топор, из которого ничего не сваришь, и котел, и ему нужно постоянно искать кого-то, кто бы согласился в этот котел крупу и масло бросить. Процесс этот тоже творческий, но сочетать его с внутренним монашеским творчеством, о чем мы говорили выше, очень и очень сложно.

Не можешь - не делай

- Одна из проблем - труд не по разуму. Понятно, что человек приходит в монастырь умирать, быть послушным даже до смерти. А есть ли границы такого послушания? Одна бывшая послушница однажды мне призналась, что готова была умирать, но не душой. Много жалоб на нехватку времени и сил на молитву. Об этом постоянно говорят, это обсуждают на монашеских конференциях, но почему трудно что-то изменить?

Мы часто забываем о такой простой вещи как здравый смысл - не в плане житейского или же светского рационализма. Во все существующее Господь этот здравый смысл, некую идею, вложил, и этот смысл должен присутствовать и в нас, наших действиях, поступках. Преподобный Паисий Величковский по здравому смыслу ушел из монастыря, где наместник сильно ударил его из-за не понравившейся ему капусты, и потом стал примером подлинной монашеской жизни для многих людей. Здравый смысл тут заключался, как думаете, в чем? Святой Паисий понимал, что ему это не по силам - сносить такие удары...

А вот блаженный Акакий из Лествицы знал, что ему по силам дать своему старцу себя забить, и тот его забил до смерти. Какова участь старца? Можно только догадываться. Здесь так: можешь - делай, не можешь - не делай. Мученики за Христа, которые не убегали от страданий, понимали, что у них есть силы пострадать, претерпеть мучения. Те, кто осознавал, что сил недостаточно, бежали. Господь Сам сказал: «Гонят вас, бегите». Перейти в другое место во время гонений для христианина - не грех и не порок. Грех и порок как раз в том, чтобы дерзновенно поставить себя в такое положение, когда у тебя не хватит сил сделать то, что должен. Поэтому все делать надо по силам и в этом состоит здравый смысл.

Отец Кирилл (Павлов) говорил, что спать монах должен порядка семи часов. На Афоне определенное время выделяется на труд, молитву и сон. Если брат вместо того, чтобы отдыхать или молиться, идет трудиться, на него будут смотреть как на опасного человека. Кстати, этим часто на Афоне грешат наши соотечественники. Человек, возлагающий на себя нагрузку большую, чем он может понести, рискует заболеть физически, психически - и в итоге его уже никто не вылечит. Можно уповать на благодать, но в одном человеке упования много, а в другом недостаточно. Это опасный и сложный путь.

Святитель Василий Великий говорил, что наша задача - быть страсто-, а не телоубийцами

Начальствующие должны за это нести ответственность и не забывать, что каждое последующее поколение слабее предыдущего: у пожилых монахов больше порой сил, чем у молодых послушников. Не потому, что послушники ленивые - есть объективные причины физической слабости: мы живем в мире, который отравлен всем, чем только можно, у людей расшатана нервная система, сплошь и рядом астеники - игнорировать эти факты невозможно. Святитель Василий Великий говорил, что наша задача - быть страсто-, а не телоубийцами. Наместник должен по возможности создать в обители такие условия жизни для братии, в которых они смогут заниматься тем, ради чего собрались, и не думали, что им есть, где помыться, что надеть. Бывает и так, что братии приходится ходить в старых, рваных подрясниках, у паломников просить деньги на новую обувь, потому что не в чем ходить. Это не часто бывает, но это есть.

- Да, я слышала о рваных подрясниках и отсутствии материальных средств на обувь от знакомого священника.

К сожалению, иногда у нас разрыв в жизни наместника и братии колоссальный. Хотя было бы логично, если бы игумен, скажем, ел на трапезе то же самое, что и братия, - так бывает, но далеко не всегда. Игумен должен пользоваться только теми благами, которые ему необходимы. Все должно быть по здравому смыслу.

Начинать надо с молока

- Что такое истинное послушание? Что делать, если «за послушание» склоняют пойти на сделку с совестью, оклеветать брата, написать донос, наябедничать, унизить ближнего - другими словами, пойти против евангельских установлений?

Мы должны стремиться к послушанию Христу, Евангелию, но не человеку. Эти ориентиры иногда утрачены у людей, приходящих в монастыри. Человек может ошибаться, ему может казаться, что наместник требует от него нечто, противное Евангелию. Казаться так ему может потому, что он обладает меньшей мерой ответственности в отличие от наместника, который видит ситуацию в целом.

Исполняй очевидное - и увидишь, как исполнить неочевидное

Но бывают ситуации, когда все очевидно. Господь устраивает нашу жизнь таким образом: исполняй очевидное - и увидишь, как исполнить неочевидное. Как узнать волю Божию? Бывают в жизни такие обстоятельства, когда не понимаешь, как ее понять. Но если в своей повседневной жизни ты стремишься исполнять волю Божию, а не свою, то в трудный момент Господь тебе подскажет, и ты ясно это увидишь. Это как локатор: его настройки можно сделать либо очень сильными, тонкими, либо постоянно их сбивать. Здесь то же самое.

Как учиться послушанию при отсутствии ясности в вопросе о том, всегда ли от тебя требуют послушания Евангелию или же себе? Во-первых, у человека должно быть намерение слушаться. Во-вторых, послушание не должно лишать человека свободы нравственного выбора, оно должно быть результатом этого выбора.

У архимандрита Лазаря (Абашидзе) есть книга «Голос заботливого предостережения», полностью посвященная вопросу послушания. Она родилась как ответ на полемику о послушании игумена Сергия (Рыбко) и иеромонаха Доримедонта (Сухинина).

Как монахи должны «пить воду поруганий»? Бывает ли полезным намеренное, насильственное «смиряние» другого? Приносит ли оно духовную пользу или больше вредит? Как «смиряемый» может понять, когда терпение становится во вред?

- «Любящим Бога все содействует ко благу», - говорит апостол Павел. От себя добавлю: не любящим Бога не все содействует ко благу (улыбается). Если человек знает, зачем он пришел в монастырь и какова его цель, если человек зрелый и его выбор монашеского пути сознательный, тогда «вода поруганий» принесет ему пользу. Для человека, не готового к монашеской жизни, не понимающего, чем она является в своем существе, «вода поруганий» показана в минимальных дозах, иначе можно человека погубить.

Как часто у нас происходит: человек приходит в Церковь, в монастырь и вместо любви (которая была среди первых христиан, о которых он читал и которые его вдохновили), находит именно «воду поруганий». А есть ли в людях, предлагающих ее, что-то кроме этой «воды», которую они «пили» в свое время и которой теперь готовы щедро делиться с окружающими? Ты сначала поделись любовью, дай человеку ту науку жизни христианской, которая носит первостепенный характер. «Вода поруганий» - это твердая пища, а надо начинать с молока, когда мы имеем дело с «младенцами» в церковной жизни.

К вопросу «смиряния». Тут все очень просто. Врач подчас, взвесив все «за» и «против», дает пациенту сильнодействующий, токсичный препарат, употребление которого сопряжено с риском, и если это приведет к летальному исходу, его осудят, и он будет отбывать срок. Игумен/игумения не будут отбывать срок в тюрьме, но за каждого, кто к ним пришел и кем они неправильно распорядились, кого они без должной любви «смиряли» и таким образом сломали, они ответят, и эта ответственность гораздо страшнее ответственности врача за пациента. Поэтому когда ты подбираешь лекарственные средства, то должен быть крайне осторожным. Начинать при этом надо всегда с малого, и важно следить за собой: когда ты кого-то смиряешь, ты это делаешь, так как хочешь пользы человеку, или же из-за собственной вредности, гордости, или по принципу дедовщины: меня смиряли, и я теперь смиряю?

Не надо возлагать на людей бремена неудобоносимые. Вспомним принцип первого Апостольского Собора: апостолы опасались возлагать на обращенных из язычников бремя, которое может отвратить их от Церкви. Намеренное «смиряние» уместно лишь в том случае, когда очевидно, что брат или сестра в этом действительно нуждается. Делать это надо деликатно и тонко: нельзя унижать, «уничтожать» человека. И еще очень важно, чтобы человек понимал, что и почему с ним делают. На исповеди или в беседе надо обязательно объяснить брату, почему вы поступаете с ним определенным образом, сказать, что это не потому, что вы к нему плохо относитесь или не уважаете, а потому, что ограничиваете его страсти в какой-то степени. Следует руководствоваться принципом «полезно» и «вредно», а не «можно» и «нельзя».

- Иначе говоря, не должно быть системы запретов и наказаний.

Конечно. Вы наверняка помните обсуждение историй с «исповедями бывших», потом была волна о вопросах многодетности, проблеме сексуальной жизни в Церкви. На одном из сайтов была публикация о девушке, которую, по ее утверждениям, духовник и церковная жизнь как таковая довели до невроза в этом отношении. Очевидно, что проблема в самой этой девушке, но, разглядев в человеке такие проблемы, можно постараться их выправить, а, не разглядев, усугубить.

Мать может наказать ребенка, но она отдаст за него свою жизнь. Готов ли игумен отдать жизнь за брата?

Поэтому руководители монастырей должны быть здравомыслящими людьми. Они должны поступать даже не как отцы, а как любящие матери, и смотреть на каждого конкретного человека: не приведет ли их «смиряние» к депрессивному психозу у отдельных личностей. Мать может наказать ребенка, в чем-то ему отказать, но она отдаст за него свою жизнь. Готов ли игумен отдать жизнь за брата? Если готов и отдает день за днем, то может много от него требовать. Нужно помнить, что насельники монастыря - это не ресурс для игуменов, это люди, которым они, игумены, служат. Начальники - это верхушка пирамиды, только пирамиду нужно опрокинуть вниз и понять, что ты подо всеми. И что если бы не «эти все», то в тебе не было бы нужды, ты нужен братии и только поэтому находишься на своем месте. Игумен должен жить не для себя, а ради братии и их нужд. Мы все своим местам не соответствуем, мы хуже, чем должны быть, нас Господь ставит на наше служение, поскольку больше некого - ради людей. Мы должны не пользоваться людьми, а им пользу приносить.

Много говорится о том, что в наше время от начальствующих требуется не строгость, а мягкость и доброта. Как говорил преподобный Гавриил (Зырянов), «если бы преподобный Иоанн Лествичник писал свою “Лествицу” сегодня, то написал бы ее по-другому». Вы согласны, что для современного монаха (да и мирянина) ласка полезнее, чем строгость?

Ласка должна сочетаться со строгостью

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) говорил, что уже за то, что молодые послушники приходят в монастыри, мы должны им в ноги кланяться, а не держать их в ежовых рукавицах. Конечно, умеренная строгость и дисциплина необходимы, но для современного светского человека даже элементарные особенности монастырского устава (в определенные часы подъем, трапеза, богослужения, молитва, правила внутреннего распорядка, поведения и общения с насельниками) становятся некими ограничениями, к которым он еще не готов, и для начала он должен привыкнуть хотя бы к этому. Потому что, к примеру, для человека, которого с детства не учили хорошим манерам, уже это является подвигом. Восхождение надо начинать постепенно, с самых простых вещей. Только на таком фундаменте можно построить что-то еще. Ласка должна сочетаться со строгостью: не должно быть избытка одного и недостатка в другом, они должны идти рука об руку.

Невозможно стать хорошим христианином, да и в принципе христианином, или хорошим монахом, и вообще монахом, не став приличным человеком. У нас же зачастую люди это разделяют, считая, что можно стать хорошим христианином (монахом) и не быть приличным человеком.

Не знаешь, что сказать, - молчи

Назначение настоятеля монастыря «сверху», как у нас часто бывает, нарушает общежительный устав и привносит социальное расслоение. Что вы думаете о проблеме выборности игумена/игумении братством/сестричеством? Планируется ли это прописать в Положении о монастырях и монашестве?

Чтобы появилась возможность выбора игуменов и игумений, нужно для начала образовывать монастыри по тому принципу, по какому они создавались первоначально, а не по принципу: есть стены и надо кого-то туда заселить. В Болгарии, к примеру, многие обители стали приходами, где служит белое духовенство. Возможно, это разумнее и рациональнее в какой-то мере. Вообще, вопрос выборности игумена/игумении - тема для отдельного разговора.

Быстрый постриг среди молодых монахов и, как следствие, рукоположение обусловлены нехваткой священников, особенно в отдаленных епархиях. Вот реальный случай. Пожилая женщина впервые пришла на исповедь в кафедральный собор города, а среди священников были очень молодые, недавно окончившие семинарию, отцы. Во время исповеди молодой батюшка выслушал ее и, ничего не сказав, накрыл епитрахилью. Человек был несколько разочарован и идти к молодым священникам на исповедь больше не хочет. Что бы вы посоветовали молодым иеромонахам, как не навредить? И тем людям, которые смущаются, не доверяют молодым батюшкам?

Правильно поступает тот молодой священник и тем более молодой иеромонах, который, не зная, что сказать человеку на исповеди, молчит. Гораздо хуже было бы сказать что-то ошибочное, что может причинить человеку вред. К сожалению, у нашей Церкви нет возможности допускать к совершению исповеди только тех, кто к этому готов, так как в противном случае огромное количество людей останутся вообще без таинства. Однако имеет смысл обращать внимание на подготовку молодых священников - не только на уровне семинарии, но и на уровне приходской жизни. Есть ряд книг, которые священники, иеромонахи обязаны прочитать: письма архимандрита Иоанна (Крестьянкина), игумена Никона (Воробьева), Оптинских старцев (в первую очередь, Амвросия и Макария Оптинских, преподобного Анатолия (Зерцалова)).

Священник должен быть предельно осторожным и ответственным

Священник должен быть предельно осторожным и ответственным. От молодого пастыря требуется работа реставратора, который боится разрушить икону, поэтому действует крайне аккуратно. Когда люди приходят на исповедь и спрашивают совета, надо выслушать человека, понять, как он сам ситуацию понимает, спросить: а что вы сами думаете об этом? Зачастую оказывается, что человек сам говорит верные слова, священнику надо только согласиться и отпустить с миром.

Между совестью и послушанием

Как следовать апостольскому совету «не делайтесь рабами человеков», но в то же время не впасть в самочиние по отношению к начальству?

В любом монастыре есть устав, распорядок монастырской жизни и определенная иерархия, и когда человек приходит, он естественным образом принимает эти порядки и находится в послушании. Но при этом, безусловно, каждый из нас даст ответ за самого себя, свои поступки, мысли, слова, и поэтому во всех своих внутренних и внешних проявлениях руководствоваться надо совестью.

Дело в том, что ни устав, ни распорядок, ни иерархия сами по себе вреда принести человеку не могут. Но если трудник или послушник видит, что в монастыре неправильные отношения между братиями/сестрами, присутствуют жестокость, очевидная несправедливость, то оставаться в такой обители не надо. Потому что, если остаться, не разглядев этого заранее, в дальнейшем можно оказаться в ситуации, когда придется выбирать между совестью и послушанием, а это может стать тяжелым испытанием, возникнет опасность, не поняв правильно ситуацию, допустить самочиние или согрешить против Евангелия и заповедей Христовых (что еще хуже).

Если страшно подойти к начальству, такого в Церкви быть не должно

Важный критерий правильного устроения жизни в обители - когда насельник может безбоязненно прийти к начальству и признаться, что его что-то смущает, а игумен или игумения свободно, спокойно объясняют свою позицию. А если страшно подойти к начальству... нет, такого в Церкви быть не должно.

Как вы считаете, нужна ли монахам социальная защита: медицинская страховка, трудовая книжка? Большинство монашествующих социально не защищены. Бывает, потерявших здоровье отправляют лечиться в мир за счет родственников или даже выгоняют, обвиняя в симуляции. Как быть в таком случае?

Я считаю, что социальная защита нужна и должна носить обязательный характер - это дело любви и попечения о монашествующих. У всех людей разная физическая крепость, разные обстоятельства, поэтому было бы правильно, если бы эта защита присутствовала. Да, с одной стороны, когда человек принимает монашество, он полностью вверяет себя Богу и вроде бы не должен беспокоиться о такого рода вещах. С другой стороны, мы сталкиваемся иногда с тем, что это превращается в серьезное искушение, которое человек не может преодолеть, и оно его ломает. Поэтому если есть возможность об этом позаботиться, то это было бы закономерно в каждом отдельном случае.

Если мы призваны заботиться обо всех, то как можем не печься о своих по вере и членах нашего братства?

Разобраться, симулирует человек или у него настоящее заболевание, достаточно легко. Всегда можно обратиться к медикам и понять, действительно ли человек болен. Если он жил в монастыре, трудился и был членом монашеской общины, то наша обязанность - заботиться об этом человеке. Если мы в принципе призваны заботиться обо всех, это долг нашей христианской любви, то как мы можем не печься о своих по вере и более того - о тех, кто является членом нашего братства (сестричества)?

Допустима ли в женских монастырях практика обязательного откровения помыслов игумении, лишение насельниц Причастия настоятельницей?

Человек должен открывать свои помыслы тому, кому извещается его сердце, кому он доверяет, кто однозначно может принести ему пользу, а не вред. Даже в прежние, чуть более благополучные в духовном отношении времена, откровение помыслов не носило повсеместного и общеобязательного характера.

Чтобы врачевать других от страстей, нужно самому преуспеть в борьбе со страстями

Откровение помыслов - делание достаточно сложное, оно требует искусства со стороны того, кто его принимает. Неслучайно в прошлом откровение помыслов у братьев/сестер принимали старец/старица. Мы все читали, как принимали откровение помыслов Оптинские старцы, но мы знаем, насколько они были искусны в духовной и монашеской жизни. А тот, кто не искусен, не должен дерзать брать на себя этот подвиг и это делание, которые несоразмерны его силам. Потому что тут главный принцип - не навреди. Чтобы врачевать других от страстей, нужно самому преуспеть в борьбе со страстями. Будучи же человеком страстным и в страстях пребывающим, ни в коем случае нельзя брать на себя такой подвиг. Последствия могут быть самыми плачевными.

Порой мы можем видеть, как происходят искажения, когда откровение помыслов превращается в простую беседу или рассказ о чужих недостатках, а в некоторых случаях становится поводом для обиды - как для того, кто принимает, так и того, кто открывает помыслы. К сожалению, в этом вопросе бывает масса перегибов и результатов, далеких от блага.

Что касается лишения Причастия игуменией - это не правомерно. Если человек не совершает грехов, которые по канонам и правилам церковным должны привести к отлучению от Чаши, то он имеет полное право приступать к принятию Святых Христовых Таин. В случае, когда происходит неоправданное отлучение от Причастия, то фактически получается, что между человеком и Христом кто-то пытается встать. Другое дело, что духовник или игумения могут советовать брату или сестре, с какой периодичностью следует причащаться.

Практика подобного отлучения носит неверный характер. Если мы посмотрим на обители, на которые многие хотят ориентироваться, равняться, то увидим, что там причащаются четыре раза в неделю. И их насельникам, наверное, странно будет услышать, что может быть отлучение от Причастия по причине отсутствия откровения помыслов. Когда насельники причащаются так часто, они исповедуются не четыре раза в неделю, а по необходимости. Они исповедуются часто, но никто не увязывает это с обязательным откровением помыслов.

Архимандрита Кирилла (Павлова) можно назвать высочайшим образцом российского старчества, но к нему на откровение помыслов регулярно, на протяжении длительного времени приходило только два человека из лаврской братии. На этом фоне совершенно не понятно, как можно требовать откровения помыслов поголовно от всех.

В одном монастыре был случай, когда игумения настаивала на собственном присутствии во время исповеди сестер.

Таинство покаяния предусматривает участие в нем священника и кающегося и не предполагает наличия третьего лица. Нет... Предусматривает, только Лицо это в данной ситуации первое - Сам Христос. В любом другом случае это становится профанацией таинства и ничего общего с христианством и церковной жизнью не имеет. Происходит страшное насилие над личностью. Все святые отцы говорят: не открывайся тому, кому не извещается твое сердце. Человек может жить в монастыре и не иметь духовного доверия игумену или игумении. Это не грех и не преступление. Игумен/игумения должны доверие завоевать - любовью, вниманием, заботой и высокой христианской жизнью. Если всего этого нет, нельзя доверие из человека выбивать.

Есть замечательная книга, которая, на мой взгляд, должна быть настольной для каждого человека, который готовится к принятию монашества и в принципе об этом задумывается. Это «Письма о монашестве» преподобного Паисия Святогорца, где он очень подробно и обстоятельно рассказывает, как подготовиться к принятию монашества и не совершить ошибку. Старец Паисий говорит, что человек должен поездить по разным монастырям, посмотреть, как протекает жизнь в этих обителях, и если он увидит нечто, с чем его христианская совесть не согласна, или что-то противоречащее элементарному здравому смыслу, то не надо туда ходить.

Потрать время на поиски монастыря, где есть любовь, понимание и забота

То есть если ты видишь, что в монастыре игумения настаивает на своем присутствии на исповеди или что в этой обители наличествуют нехристианские отношения, нет любви и доверия, - не ходи туда. Потрать время на поиски монастыря, где есть любовь, понимание и забота, чтобы потом в какой-то момент не преткнуться. И еще один важный момент. Всегда трудно давать совет людям относительно вступления в брак. Важно задать им вопрос: «Ты любишь этого человека? Любит ли он тебя?» Потому что если нет, то о браке речь идти не должна. То же самое в монашестве. Духовник может советовать какой-то монастырь, но он не должен настаивать, чтобы человек шел только в этот монастырь и ни в какой другой. Человек сам должен понять для себя, в какой обители ему будет жить полезно.

Не надо считать, что если ты жил трудником или послушником в одном монастыре, то обязан там и оставаться в будущем. Если ты пожил, потрудился, но понял, что здесь для твоей души находиться неполезно, не принимай там постриг. Это абсолютно нормально и именно поэтому надо пожить в монастыре какое-то время, не спешить. Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) молодых людей отправлял в одну обитель, потом в другую, третью, пятую и в конечном итоге благословлял остаться там, где человеку пришлось по душе.

- Возможна ли дружба между монашествующими? Какой она должна быть?

Допустима и абсолютно естественна, так как христианин - это человек, который должен любить людей. И совершенно естественно любить тех, кто избрал единый с тобой образ жизни и подвига и имеет единое стремление. Однако монашеская дружба должна предполагать определенную дистанцию: недопустимы дерзость, фамильярность, но лишь духовное единомыслие. Это дружба, которая созидает, возвышает, а не дает повода к духовному расслаблению, когда один жалуется другому, и оба осуждают других.

Сострадать «бывшим», а не осуждать

- Преподобные Сергий Радонежский и Паисий Величковский не единожды уходили из обителей, если что-то противоречило их внутренним убеждениям. При каких условиях допустим уход из монастыря в наши дни?

На этот вопрос сложно ответить. Да, есть пример упомянутых вами святых, вклад которых в развитие русского монашества трудно переоценить, это уникальные люди. Преподобный Паисий Величковский неоднократно переходил из монастыря в монастырь, а святитель Игнатий (Брянчанинов) даже из Оптиной пустыни ушел, хотя это была замечательная обитель. Наверное, критерий здесь один - душевная польза для человека; то, что происходит или не происходит с его душой в конкретной обители.

Разобраться бывает не всегда просто. Человек может поддаться действию страстей, обиды, уныния, отчаяния и ошибиться. Очень важно, чтобы у человека, когда он идет в монастырь, был духовник, тот, с кем можно посоветоваться. Часто бывает так, что приходят люди, у которых не то что духовника нет - они только начали жить церковной жизнью и еще ничего в ней толком не успели понять.

Человеку свойственна такая слабость: когда плохо, он предпочитает не разбираться, а перейти в другое место

Невозможно дать единого правила, но можно сказать, что в некоторых случаях уход из монастыря возможен: если человек терпит духовный вред и переход в другую обитель может стать разрешением подобной ситуации. Но это должно быть редким исключением из правил, ни в коем случае не правилом. Потому что человеку свойственна такая слабость: когда плохо, он предпочитает не разбираться, почему ему плохо здесь, а перейти в другое место с расчетом, что там будет хорошо. В Отечнике рассказывается, как один брат постоянно менял монастыри и видел, что везде все его проблемы повторяются, тогда он написал себе записку, что не уйдет больше из обители, все будет терпеть ради Христа.

Согласно канонам, послушник, в том числе рясофорный, может вернуться в мир и создать семью. Но если уходит человек в постриге (особенно мантийном), это становится трагедией. Как вовремя понять, что ты не сможешь остаться на монашеском пути? Какие есть тревожные признаки, на которые следует обратить внимание?

Основой выбора монашеской жизни должна быть безусловная любовь к Богу

Опять проведу аналогии между браком и монашеством. Мы часто видим, как люди убеждены, что они друг друга любят, вступают в брак, а спустя время оказывается, что они чужие. Люди отдаляются друг от друга с течением времени и утрачивают любовь. В монашестве все еще сложнее, еще трагичнее. Основой выбора монашеской жизни должна быть безусловная любовь к Богу. И если эта любовь есть, если она наполняет жизнь человека, и он понимает, что ничто этой любви в нем победить не может, тогда решение принять монашество оправданное, естественное. Время послушнического искуса должно выявить, насколько это желание, стремление носит основательный характер.

Безусловно, человек не всегда может правильно себя оценить. Поэтому и даются как минимум три года послушничества, чтобы человек пожил в монастыре, и за это время его намерение должно либо укрепиться, либо ослабеть и показать свою несостоятельность. И за ним необходимо присматривать: в обители обязательно должен быть «садовник», чтобы в его «огороде» росли фрукты и овощи, а не сорняки.

Если человек сомневается относительно выбранного пути, ему ни в коем случае нельзя принимать монашество

Если человек сомневается относительно выбранного пути, ему ни в коем случае нельзя принимать монашество. Преподобный Паисий Святогорец говорил, что, если ты уверен на 99 процентов, монашества не принимай. Со временем 1 процент легко может превратиться в 99, а 99 - в 1. Даже если на сто процентов уверен, позднее человек может столкнуться с периодом охлаждения, духовного упадка. Случаются страшные крушения монашеской жизни, но, к сожалению, их невозможно прогнозировать заранее. Надо постараться исключить это изначально - насколько возможно.

- Как понять, проблема в тебе или же община деструктивна? Каковы признаки деструктивного монастыря?

Монашество - это способ более полно и совершенно исполнить Евангелие в своей жизни. Поэтому когда монастырь и его внутренняя жизнь основаны не на стремлении исполнить Евангелие, а на чем-то другом, когда это просто особая организация жизни людей - жизнь не ради более совершенной жизни христианской, а для чего-то иного, то можно говорить о деструктивности. Конечно, какая бы ни была ситуация, основная проблема заключается в нас, в нашем несовершенстве. Но, тем не менее, есть внешние обстоятельства, которые либо помогают нам справиться с нашими несовершенствами, либо делают для нас это невозможным.

Научиться чему-то можно не у того, кто учит, а у того, кто это хорошо делает сам

Когда человек идет в монастырь, он должен убедиться, что там есть добрые примеры. Научиться чему-то можно не у того, кто учит, а у того, кто это хорошо делает сам. Поэтому следует учиться у тех, кто показал правильные результаты в жизни монашеской. И еще - выбирать надо не тот монастырь, где живут по строгому уставу, где строго постятся и строго подвизаются, а такой, в котором умеют друг друга и окружающих любить. Потому что сердцевина христианской жизни - любовь. Поэтому надо пытаться найти монастырь, где эта любовь в людях проявляется. Таких обителей немного, увы, но они есть.

От некоторых монашествующих приходилось слышать, что все «бывшие» - это чуть ли не антихристы, которые привносят в Церковь расколы, их обвиняют в заговорах и атаках на монашество. Но разве монах - это не милующее сердце? Как говорил недавно почивший архимандрит Кирилл (Павлов), «если не слышишь чужих стонов, не помогут ни посты, ни поклоны». Даже просто по-христиански не должны ли мы проявлять сострадание и боль об ушедших и заблудших? И можно ли всех без разбору обвинять в заговорах и клевете? Как мы должны относиться к тем, кто покинул стены монастыря?

Мы должны не просто сострадание проявлять, более того - относиться с жалостью, так как это люди, в жизни которых произошла страшная беда. Трудно сказать, как они будут нести ответственность перед Богом за то, что они эту жизнь оставили и от своих обетов отверглись. С другой стороны, мы должны понимать: то, что люди ушли из монастыря, это отчасти их вина, а отчасти - наша. Это закон христианской жизни: начни с себя, сначала посмотри, в чем ты не прав.

Каждый человек создан для того, чтобы быть с Богом, но не каждый создан для того, чтобы быть монахом

Но следует отметить, что есть и такие люди, которые неизвестно зачем в обитель пришли, и, уйдя оттуда, стали врагами Церкви и против нее ожесточенно борются. Бывает, люди шли в монастырь с хорошими намерениями, но сломались, так как монашеская жизнь оказалась им не по силам, они не были для этой жизни созданы. Большая проблема, я считаю, в том, что мы таких людей в принципе принимаем в монастыри. Мне кажется, у нас недостаточно строгая система отбора. Дело в том, что каждый человек создан для того, чтобы быть с Богом, но не каждый создан для того, чтобы быть монахом. Господь говорил, что «те, кто могут вместить, пусть вмещают», вспомните Его слова о трех видах скопцов. Мы, игумены, настоятели, должны разглядеть в пришедшем в монастырь человеке эту способность или - неспособность.

Почитав комментарии некоторых , понимаешь, что человек изначально пришел в обитель не принципиально иным, нежели он есть сегодня, и при поступлении в монастырь в нем можно было увидеть многое из того, что проявилось впоследствии. Мы должны честно говорить людям: хорошо, что у вас есть желание монашеской жизни, хорошо, что вы к ней стремитесь, но это жизнь не ваша, вы ее не понесете. Остановить такого человека, развернуть и сказать: иди, трудись на приходе, занимайся делом по душе и спасайся в миру - вот это будет благом.

Наша ответственность и вина перед «бывшими» в том, что мы в принципе их приняли в монастыри

Монашество - зона особого риска, и зачастую наша ответственность и вина перед «бывшими» не в том, что они увидели какое-то зло в Церкви (которое на самом деле является нашими среднестатистическими немощами), а в том, что мы в принципе их приняли в монастыри, впустили в эту опасную зону. Есть виды светской деятельности, требующие определенных качеств и здоровья. К примеру, если допустить человека с дрожащими руками к работе сапера, то все взлетят на воздух. Так и в монашестве: нет у человека монашеского склада, значит, не надо ему быть монахом.

- Но человек ведь мог искренне желать монашеского жития.

Мог желать, но не понимать при этом ни самого себя, ни того, что есть монашество и чего оно от человека требует. Вы знаете, бывает, человек становится священником, приносит присягу, а потом хочет что-то в своей жизни изменить и говорит, что не воспринимал клятву всерьез. То есть он не понимает, что дал клятву Богу. Так иногда происходит и с людьми, принимающими монашество.

Мы живем в такое время, когда у людей расколотое, нецельное сознание. Жизнь подобные люди воспринимают как фильм, сериал, как игру, человеку кажется, что сейчас он что-то сделает, а потом можно будет переделать, он что-то испортил, но можно ведь исправить и так далее. У людей отсутствует понимание, что жизнь на земле одна, и мы за все в своей жизни несем ответственность.

Всегда ли монах уходит из обители из-за того, что не было призвания или не хватило терпения и смирения? И ещё: считается, что, уходя из обители, монах нарушает обеты. Это действительно так? Что бы вы могли посоветовать тем «бывшим», которые с искренней болью переживают уход из монастыря как личную трагедию?

Преподобный Паисий Величковский несколько раз менял обители не потому, что разочаровался в монашестве и уходил от этой жизни в мир, а именно по причине того, что эту жизнь любил всем сердцем и хотел найти то место, где мог бы максимально реализовать свое стремление к монашеской жизни. А когда человек уходит из монастыря в мир, то в каком-то смысле он предает и обеты, и сделанный выбор, и в значительной степени - Бога.

Но бывают разные ситуации. Одно дело, когда человек уходит из монастыря, уже приняв монашество, и потом всю жизнь кается, оплакивает и исповедуется в этом как в своей немощи. Совсем другая ситуация, когда он уходит и начинает доказывать, что поступил так, потому что в обители плохие люди, что Церковь - это не та Церковь и вообще христианство - неправильная религия. Он пытается опровергнуть все то, что на самом деле является истинным, с целью оправдать себя, и вот это уже страшное состояние, это гибельный путь.

Если же человек ушел, не выдержав, надломился, но у него есть желание жить христианской жизнью и не отпадать от Церкви, то с такими людьми нужно работать, поскольку мы за них несем ответственность. Как бы то ни было, мы должны им помогать, если, конечно, они готовы прибегать к нашей помощи и ищут ее. Сколько добрых примеров, когда люди изменяли своему выбору, а потом каялись и возвращались в монастырь с еще большей ревностью.

Я бы посоветовал «бывшим» прочитать замечательную книгу «Подвиг богопознания». Это переписка архимандрита Софрония (Сахарова) с английским священником Димитрием (Бальфуром), принявшим монашество на Святой Горе, подвизавшимся в разных монастырях, а потом ушедшим в мир, где он женился, забыл о монашеском призвании, но в итоге вернулся в Церковь с покаянием. Книга очень пронзительная, глубокая, она может дать человеку некий толчок, чтобы, невзирая на совершенные ошибки, обратиться к Богу с покаянием и вернуться в Церковь. Хотя бы для начала, а потом уже разбираться, как жить дальше.

Когда молчание - не золото

В монашеской среде не принято выносить проблемы на всеобщее обсуждение. Правомерно ли это, когда все же вскрываются острые, серьезные вопросы? Не для того чтобы выносить сор из избы, но действительно решать проблемы, а не только говорить о них. Всегда ли молчание - золото?

То, что происходит в Церкви, в монашеской среде, не имеет смысла выносить на обсуждение общества, но внутри нашей церковной жизни проблемы должны и обсуждаться, и решаться

Нас часто обвиняют в том, что мы не хотим выносить сор из избы, все скрываем, но, мне кажется, это обвинение лишено смысла. То, что происходит в Церкви, в монашеской среде, не имеет смысла выносить на обсуждение общества, которое о жизни Церкви и тем более монашества ничего в принципе не знает, так как это совершенно особая область. То, что могут об этом сказать люди нецерковные, христианства не знающие, далеко не всегда будет здравым, мягко говоря.

Другое дело, что внутри Церкви, внутри монашества проблемы не должны замалчиваться, это недопустимо. Вынесение на внешнее обсуждение не оправдано, но внутри нашей церковной жизни проблемы должны не только обсуждаться, но и решаться. Все, что мы замалчиваем, о чем не говорим и пытаемся делать вид, что этого нет, потом прорвется со страшной силой, подобно тому, как бывает, когда газ накапливается в помещении, концентрация повышается и следует взрыв. Те проблемы, которые мы откладываем на завтра, усугубляются.

Главная системная проблема современной церковной и монашеской жизни - это мы сами. Слабые, немощные, по большому счету ни на что не годные

Мы много говорим о том, какой должна быть монашеская жизнь, как она должна складываться, что правильно, а что нет, все наши разговоры и обсуждения имеют право на существование, но надо не забывать о том, что монашество - это тайна, монашеская жизнь временами очень и очень сложная, и во многом эта жизнь зависит от конкретных личностей. Есть правило, есть устав, но есть и монашеская среда, которая формируется за счет личностей. Главная системная проблема современной церковной и монашеской жизни - это мы сами. Слабые, немощные, по большому счету ни на что не годные. Удастся нам измениться, стать лучше - улучшится и церковная и монашеская жизнь, не удастся - значит, будет у нас масса недостатков, за которые мы будем друг друга ругать, и нас все будут ругать. Но говорить об этом и обсуждать друг с другом наболевшее обязательно надо, причем максимально неформально.

- Отец Нектарий, ваш главный совет вступающим на монашеский путь.

Помнить слова преподобного Иоанна Лествичника о том, какой главный мотив должен присутствовать в выборе человеком монашеского пути - любовь к Богу. Если человек выбирает монашескую жизнь по какой-то другой причине, он рискует сильно ошибиться и обжечься. Только любовь к Богу, стремление научиться любить Бога по-настоящему должно быть основой выбора монашеской стези. Если этого стремления нет, не надо на этот путь становиться. Любовь может быть начальной, несовершенной, но она должна быть и должна раскрываться, развиваться и умножаться впоследствии.