Роль интуиции в научном творчестве является темой исследований ученых различных сфер научных интересов от математиков и физиков до социологов и психологов.
Считается, что психологический механизм интуиции ещё мало изучен, но имеющиеся экспериментальные данные позволяют считать, что в его основе лежит способность индивида отражать в ходе информационного, сигнального взаимодействия с окружающим наряду с прямым (осознанным) и побочный (неосознанный) продукт. При определённых условиях эта (ранее не осознанная) часть результата действия становится ключом к решению творческой задачи. Результаты интуитивного познания со временем логически доказываются и проверяются практикой.
В научной сфере известен "Интуитивизм, какидеалистическое течение, получившее большое распространение в зарубежной философии. Рациональному познанию интуитивизм противопоставляет непосредственное "постижение" действительности, основанное на интуиции, понимаемой как особая способность сознания, несводимая к чувственному опыту и дискурсивному , логическому мышлению. Интуитивизм прямо смыкается с мистицизмом".
Процесс научного познания, художественного освоения мира отражаются в логическом и доказательном виде. При реализации процесса интуитивного познания, невозможно осознать признаки, при помощи которых, можно вынести вывод.
А. Энштейн считал, что нет индуктивного метода, способного изучить и выявить фундаментальные понятия физики. Данная гипотеза являлась навеянной со стороны эмпиризма.
Он считал, что ученый самостоятельно может выявлять гипотезы для того, чтобы объяснить то или иное явление. Многие его догадки были именно следствием интуиции.
Интуитивизм в соответствии с дискурсивным мышлением остается интуитивизмом, так как даже включение логики позволит найти истину.
Стоит отметить, что, по мнению Фихте И.Г., интуиция отражается в диалектической логике. А различные действия характерны для интеллектуальной интуиции, которые могут позволить вывести интуитивизм.
В интуитивном мышлении происходят различные вспышки в области творчества. Это позволяет развивать формы реального человеческого мышления и позволяет выявлять научное познание.
Одним из первых ученых в ХХ веке, введших в научный оборот понятие интуиция, является американский экономист Фрэнк Найт. Общепризнанный первооткрыватель проблемы неопределенности в рамках современной экономической теории, в своей книге "Риск, неопределенность и прибыли", изданной в 1921 году писал: "Предвидение будущего во многом схоже с феноменом памяти, на котором оно основано. Когда мы хотим вспомнить забытое нами имя или цитату, мы задаемся целью и находим в глубинах памяти нужную информацию (часто это случается, когда мы заняты чем - то посторонним) или же не находим, но в любом случае мы можем сказать очень немногое о том, что в действительности происходит в нашем мозгу, какова "техника" этого процесса. Точно так же, когда мы пытаемся понять, чего надо ожидать в определенной ситуации и как соответствующим образом приспособить к ней свое поведение, мы, скорее всего, совершаем множество не относящихся к делу ментальных операций, и первая мысль, которую мы можем ясно осознать, заключается в том, что нужное решение принято и образ наших действий определен. Протекающие в нашем мозгу процессы не кажутся достаточно осмысленными, и в любом случае они мало имеют общего с формально - логическими процессами, которые используются учеными в их исследованиях. Мы противопоставляем два эти типа процессов, рассматривая первый из них не как умозаключение, а как "суждение", "здравый смысл" или "интуицию".
В работе Фрэнка Найта понятие "интуиция" соединяется с понятием "анализ" и "синтез". "Мы знаем о том, почему мы ожидаем наступление тех или иных событий, так же мало, как и о том, что происходит в нашем мозге, в то время как мы вспоминаем забытое имя. Несомненно, существует определенная аналогия между подсознательной "интуицией" и логическим размышлением, так как цель в обоих случаях заключается в предвидении будущего, а возможность составления прогноза, по-видимому, основывается на единообразии мира. Следовательно, в обоих случаях должны иметь место некоторые операции анализа и синтеза".
Роль интуиции в научном творчестве целенаправленно исследовали ученые, которых принято называть историками науки. Одной из знаковых фигур в этом научном сообществе занимает Томас Кун.
В его книге "Структура научных революций" есть глава, под названием «Неявное знание и интуиция». Томас Кун отмечает: "Этот вид знания не достигается исключительно вербальными средствами. Скорее он облекается в слова вместе с конкретными примерами того, как они функционируют на деле; природа и слова постигаются вместе. Заимствуя еще раз удачную фразу М.Полани, я хочу подчеркнуть, что результатом этого процесса является "неявное знание", которое приобретается скорее практическим участием в научном исследовании, чем усвоением правил, регулирующих научную деятельность".
Точка зрения Томаса Куна рождалась в полемике, в частности с Карлом Поппером, именно поэтому понятны его "оборонительные" слова в защиту интуиции. "Это обращение к неявному знанию и к соответствующему отбрасыванию правил позволяет нам выделить еще одну проблему, которая беспокоила многих критиков и, по всей вероятности, послужила основой для обвинения в субъективности и иррационализме. Некоторые читатели восприняли мою позицию так, будто я пытаюсь построить здание науки на не анализируемых, индивидуальных интуитивных опорах, а не на законах и логике".
Отделение неявного знания от знания по Томасу Куну заключается в том, что "мы не обладаем прямым доступом к тому, что знаем, никакими правилами или обобщениями, в которых можно выразить это знание". Объясняя свою позицию, он писал: "То, против чего я выступал в этой книге, состоит, следовательно, в попытке, ставшей традиционной после Декарта (но не ранее), анализировать восприятие, как процесс интерпретации, как бессознательный вариант того, что мы делаем после акта восприятия. Целостность восприятия заслуживает особого внимания, конечно, благодаря тому, что столь существенная часть прошлого опыта воплощена в нервной системе, которая преобразует стимулы в ощущения. Механизм восприятия, запрограммированный подобающим образом, имеет существенное значение для выживания".
Таким образом, в рамках целостного восприятия Томас Кун впервые соединил два понятия "интуиция" и "прошлый опыт", тем самым ввел интуицию в научную сферу в новом формате "неявного знания", опирающегося на "прошлый опыт".
Известный американский социолог Рэндалл Коллинз в своей работе "Социология: наука или антинаука?" затронул и тему интуиции. В главе «Роль неформальных понятий и интуиции в теории» он писал: "Идея полной и строгой формализации, операционализации и измерения всего и вся в научной теории - химера. В каких – то пунктах теории всегда обнаруживаются неформальные понятия и интуитивные скачки мысли. Всегда существует некая мета теоретическая установка на то, что является первоочередным в интеллектуальном плане. Научная теория дает набросок модели изучаемого мира под определенным углом зрения. Гипотезы имеют производный от этой модели характер, и сам процесс их выведения включает интуитивные скачки. При операционализации понятий для эмпирической проверки мы всегда совершаем еще один интуитивный скачок, принимая решение, что такие – то конкретные измерения или иные наблюдения действительно имеют отношение к данной теории. Эти интуитивные или неформальные скачки суть предмет, вокруг которого (или, во многих случаях) должны происходить теоретические дискуссии".
Как и в позиции Томаса Куна по вопросу интуиции он занимает «защитные» позиции. "Но подобные скачки вполне оправданы просто потому, что таков мир. Они не лишают нас права на науку, ибо во всех науках есть пункты, где совершаются интуитивные скачки. Если естественники иногда забывают это и рассуждают в грубоватой позитивистской манере так, словно бы они не сообщают «ничего кроме фактов», то это потому, что в процессе накопления научных процедур они уже сделали удачные интуитивные скачки и теперь располагают рабочими моделями, которые они интуитивно прилагают к большинству изучаемых явлений".
Также как Томас Кун Рэндалл Коллинз оперирует термином неявное (скрытое) знание: "Успешно развивающаяся наука возможна даже при наличии в ней областей фундаментальной неопределенности, которые относятся к сфере невысказанного, неформального понимания. Неявно выраженное, скрытое знание – это тоже знание, поскольку оно работает".
Рэндалл Коллинз жестко увязал интуитивные понятия и науку. "Гибкий эмпиризм, работающий где необходимо, с неточностями и интуитивными понятиями и оставляющий много места для теоретической работы, которая связывает разные факты, - это ядро науки.
Существует давняя традиция противопоставлять интуицию логике. Нередко интуиция ставится выше логики даже в математике, где роль строгих доказательств особенно велика. Чтобы усовершенствовать метод в математике, полагал Шопенгауэр, необходимо прежде всего отказаться от предрассудка- веры в то, будто выше интуитивного знания. Б. Паскаль проводил различие между «духом геометрии» и «духом проницательности». Первый выражает силу и прямоту ума, проявляющихся в железной логике рассуждений, второй - широту ума, способность видеть глубже и прозревать истину как бы в озарении. Для Паскаля даже в науке «дух проницательности» независим от логики и стоит неизмеримо выше ее. Еще раньше некоторые математики утверждали, что интуитивное убеждение превосходит логику, подобно тому как ослепительный блеск Солнца затмевает бледное сияние Луны.
Неумеренное возвеличение интуиции в ущерб строгому доказательству неоправданно. Логика и интуиция не исключают и не подменяют друг друга. В реальном процессе познания они, как правило, тесно переплетаются, поддерживая и дополняя друг друга. Доказательство санкционирует и узаконивает достижения интуиции, оно сводит к минимуму риск противоречия и субъективности, которыми всегда чревато интуитивное озарение. Логика, по выражению математика Г. Вейля, - это своего рода гигиена, позволяющая сохранить идеи здоровыми и сильными. И. отбрасывает всякую осторожность, логика учит сдержанности.
Логические принципы не являются чем-то заданным раз и навсегда. Они формируются в многовековой практике познания и преобразования мира и представляют собой очищение и систематизацию стихийно складывающихся «мыслительных привычек». Вырастая из аморфной и изменчивой паралогической интуиции, из непосредственного, хотя и неясного «видения логического», эти принципы всегда остаются связанными с изначальным интуитивным «чувством логического». Не случайно строгое доказательство ничего не значит даже для математика, если результат остается непонятным ему интуитивно.
Логика и интуиция не должны противопоставляться друг другу, каждая из них необходима на своем месте. Внезапное интуитивное озарение способно открыть истины, вряд ли доступные последовательному истрогому логическому рассуждению. Однако ссылка на интуицию не может служить твердым и тем более последним основанием для принятия каких-то утверждений. И. приводит к интересным новым идеям, но она нередко порождает также ошибки, вводит в заблуждение. Интуитивные догадки субъективны и неустойчивы, они нуждаются в логическом обосновании. Чтобы убедить в интуитивно схваченной истине как других, так и самого себя, требуется развернутое рассуждение, доказательство.
Заключение
В первой главе интуиция представляется нам как что-то возникающее из ниоткуда, с большим коэффициентом случайности. В терминологии используются такие слова как озарение и феноменальное явление. Так, что можно было бы сравнить интуицию с чем-то даже магическим и потусторонним. По моему мнению, более точным является определение интуиции, принадлежащее практикующему интуиту Лоре Дей: «Интуиция – это нелинейный, неэмпирический процесс сбора и интерпретации информации в ответ на вопросы».
Во второй главе мы понимаем, что человек пользуется интуицией практически во всех сферах своей деятельности. И что существует множество способов интуитивного познания. Практически всё вокруг может служить источником ответов: сны, окружающий мир, подсказки в нём в виде знаков, эмоции, чувства, собственное тело и др.
Грехем Уоллес доступно объясняет, как работает творческий процесс. Благодаря этому интуиция становиться уже не таким мистическим и спонтанным явлением, а вполне конкретным этапом постижения истины.
В философии трактовка интуиции отличается смысловым и содержательным многообразием: от безотчетного озарения – до особой и даже высшей формы знания. Проблема интуиции в истории философии не имела самодостаточного значения и рассматривалась в контексте поиска средств и путей достоверного знания. Своими корнями проблема интуиции уходит в античную философию, осуществлявшую эти поиски в двух основных направлениях – сенсуалистическом и рационалистическом, соответственно которым впоследствии сформировались понятия «чувственной» и «интеллектуальной» интуиции.
Рационалистическая концепция интуитивного знания оказалась, как это ни парадоксально, наиболее теоретически и логически уязвимой и именно в этом качестве интуиция приобрела действительно проблемный характер.
Можно сказать, что интуиция имела множество различных интерпретаций со стороны философии, которые привносили совершенно новые мнения. Но интерес к этому феномену и процессу анализа в разносторонних работах позволили выявить важность интуиции и ее сложность в изучении со стороны логики и философии.
Понятие интуиции могло рассматриваться как познание со стороны чувственного содержания, то есть в ней имелась именно чувственная форма и сосредоточенность.
Также интуиция изучалась как форма инстинкта, позволяющая предварительно ощутить и понять какое-либо действие того или иного организма, а также выделялось бессознательным принципом творчества (З. Фрейд).
Некоторые течения философии трактовали философию как какое-то откровение Бога в виде бессознательного процесса, не имеющего совместимости с логикой и практикой жизненного опыта.
Но одним из общих трактатов интуиции можно назвать момент непосредственности в связи с процессом познания, которое имеет существенные отличия от логического мышления.
С позиции материалистической диалектики интуиция обладает и некоторым рациональным зерном в соответствии с мнением о единстве чувственного и рационального познания.
Научное познание имеет не всегда только логический и доказательный вид. Иногда какой-либо субъект может касаться сложной ситуации, к примеру, в военном деле, когда только интуиция может позволить принять верное решение и здесь она имеет особо важную функцию.
Ведь интуиция не может рассматриваться как неразумная форма познания. А с другой стороны все признаки, по которым идет путь по знания не могут быть определены при интуитивном мышлении.
Таким образом, интуиция формируется как некоторый тип мышления, отдельный от других процессов мышления, а с другой стороны, позволяет выяснить "истину", которая имеет высокую вероятность правдивости со стороны логического мышления.
То есть применение интуиции может быть достаточным для установления истинности, но ее не всегда достаточно для доказывания какого-либо факта. Именно поэтому в данном случае необходимы доказательства.
В заключение необходимо сказать о том, что весьма важно как не переоценить, так и недооценить роль интуиции в процессе научного познания.
Интуитивные компоненты в большей или меньшей степени присутствуют практически во всех видах научного творчества. Поэтому, совершенно очевидно, что если интуиция помогает нам в получении нового знания, то, каким бы таинственным и непостижимым не казался этот механизм, им нужно пытаться управлять. Для этого применимы, например, достижения современной психологии – работа над преодолением подсознательных барьеров и стереотипов. Причем лучше не “переделывать” человека, а обращать внимание на эти вопросы на самых ранних этапах воспитания творческой личности. Интересны также методы управления процессом познания, культивируемые на Востоке (медитация, йога и т. п.). Однако, представляется несколько сомнительным применения этих методов именно в научном познании. Необходимо также отметить опасности, которые таят в себе чрезмерное увлечение попытками искусственного инициирования интуиции. Необходимо ясно представлять, что эффективны и безопасны только косвенные и слабые методы воздействия на психику и мозг.
В этом смысле ученые находятся в более выгодном положении нежели люди иных творческих профессий. Ученые, каким бы самым необъяснимым путем было получено новое знание, ищут, во-первых, логические доказательства полученному, и, во-вторых, подтверждения их в реальном объективном мире. Человек же, занимающийся, к примеру, художественным творчеством, и слишком уповающий на различного рода интуитивные способы получения нового, рискует потерять связь с действительностью и даже сойти с ума.
Однако, интуиция в научном познании занимает менее важное место, чем, например, в художественном творчестве. Основная причина состоит в том, что наука – достояние всего человечества, тогда как поэт или художник может творить в своем замкнутом мире. Любой ученый на начальном этапе своего научного становления пользуется трудами других ученых, выраженных в логически выстроенных теориях и составляющих науку “сегодняшнего дня”. Именно для научного творчества следует лишний раз подчеркнуть важность предварительного накопления опыта и знаний до интуитивного озарения и необходимость логического оформления результатов после него.
Список литературы
Что полезнее в жизни, интуитивные вспышки сознания или строгий научный подход к решению проблемы? Чему верить, моментальному озарению или научному анализу? Что такое интуиция - и как ее объяснить? Что важнее - логика или интуитивное чувство?
Доказано, что интуиция - это врождённое качество человека.
Но интуиция существует и у зверей.
Как же тогда человеку относиться к этому явлению, как к науке или как к загадочному явлению природы?
Всем известно, что шестое чувство развито гораздо сильнее у зверей. Даже домашние животные, предчувствуя различные природные несчастья, землетрясения и ураганы, начинают прятаться или убегать.
Так, значит, что животные интуитивно умнее человека, они могут видеть предстоящие беды, а человек нет?
К сожалению, сегодня это так. Человечество больше полагается на рациональность логического мышления мозга, чем на интуицию.
Древние понятия интуиции, которые раньше были связаны с разумом, сознанием и мыслью, теперь заменены строгими научными теориями в области медицины, литературы и психологии.
Если раньше интуиция помогала первобытному человеку найти безопасное место для жилья, давала подсказки в охоте и собирательстве, то со временем значение интуиции уменьшилось.
Теперь интуиция стала помощницей лишь для художников, следователей и писателей. Но и здесь постепенно это чувство вытесняют различные технические приспособления.
Пещерным людям интуиция была просто необходима для выживания.
О научности интуиции велись споры ещё в древнем мире.
Например, Платон считал интуицию одним из самых главных инструментов познания мира. Между тем как ум приходит к своему решению на протяжении длительного времени рассуждений и изучений, интуиция даёт решение сразу, одной вспышкой, моментальным озарением . Платон считал, что ум ограничен и не может познать параллельный мир, а именно оттуда к нам и приходят все начинания. Интуиция же способна проникать в тот, другой идеальный мир, и моментально брать оттуда верные решения.
Аристотель же был не согласен с мнением Платона. Он был сторонником рационального мировоззрения, то есть основоположником современного видения мира. И часто выступал против интуитивного познания.
Но в Средние века интуиция вновь заняла лидирующие позиции благодаря математику и философу Декарту. Именно его в современном мире принято называть отцом интуиции. Декарт не поддерживал ни одну из ранее выдвинутых гипотез, он просто объединил их. По Декарту интуиция не является вспышкой сознания. Согласно его теории, интуиция - это накопление большого количества научных знаний и последующий их анализ, и уже на основе этого анализа получение правильного результата.
Так, например, плотнику не может прийти интуитивное озарение, которое способствует созданию художественного шедевра, потому что плотник даже не умеет держать кисть в руках. Гениальная табуретка - вот что только может создать плотник. А для создания художественного шедевра нужен художественный вкус, многолетняя практика обращения с кисточкой и красками, большое количество карандашных набросков, в общем, накопленные знания и научный анализ.
Часто наш выбор в жизни основывается на интуитивных чувствах.
Позже учёные вновь разошлись во мнениях, было решено, что наука и интуиция - это две разные вещи.
Учёный физик Альберт Эйнштейн так же считал интуицию одной из главных причин его открытий.
Может быть, поэтому мужчины всегда занимают более престижные должности и высокооплачиваемые рабочие места. Мужчины всегда лучше разбираются в футболе и рыбалке, у них есть гараж – значит, они умнее женщин. Значит, научный ум сильнее женской интуиции.
Как часто в фантастических фильмах зритель восхищается сверхспособностями героя, и при этом никто даже не подозревает, что каждый из людей обладает точно такими же способностями под названием – интуиция.
Можно задуматься, не объясняется ли это везение простой интуицией?
Правильно, во всех этих случаях человеку помогла интуиция. Она есть у каждого, но её нужно развивать и над ней нужно работать.
За везением человека часто скрывается именно доверие интуитивным подсказкам, которые приходят как бы ниоткуда.
У каждого человека в жизни были такие моменты, когда решение приходилось принимать не столько на основе известных фактов, сколько на основе внутреннего чутья, или, иначе говоря – интуиции.
Её ещё также называют: «шестое чувство», «высший голос», «совет подсознания» или «внезапно возникшее видение». И не акцентируя внимания на том, как возникла интуиция, почему она пришла на помощь именно в данной ситуации, человек верит и принимает решение, которое ему подсказало именно его внутреннее чувство.
Такая безоговорочная вера в интуицию строится на человеческом ощущении истины. Поэтому можно смело заявлять, что интуиция – это и есть истина, исходящая из глубины.
По статистике люди намного чаще отменяют поездку или опаздывают на самолеты, которые потом разбились.
Но что же такое интуиция с материальной точки зрения?
Конечно же, последнее.
Учёными давно доказано, что интуиция – это врождённое свойство человека. Интуицией наделён каждый житель планеты, независимо от расы, нации или религии.
Но, несмотря на то, что задача интуиции одна – это получение знаний, тем не менее, каждый человек разговаривает с ней по-своему, на своём языке. А иногда и вовсе без языка.
Интуиция есть в каждом из нас и ее возможно развить.
Проблема лишь в том, что кто-то осознаёт свой бесценный дар, прислушивается и доверяет ему с самого детства. А кто-то относится к этому скептически, игнорируя интуицию, уходит в глубины умственной и логично осознанной жизни.
И, развив это чувство, человек сможет уже использовать интуицию как надёжный источник верных знаний и уже готовых решений.
Интуиция – это прямая связь человека с космосом и открыта эта связь каждому, ей только нужно научиться пользоваться. Научившись слушать и доверять этому голосу, человек сможет достичь любых целей и реализовать все свои самые смелые фантазии.
Интуиция поможет во всех областях, от семейного счастья до бизнеса. И тогда мир, который сейчас запутан умственными противоречиями и логическими искажениями, станет простым и ясным.
Но многие скептики утверждают, что интуиция не может обладать исключительными знаниями. Например, она не сможет точно подсказать выигрышную комбинацию цифр в лотерейном билете.
Share this articleИнтуиция на бытовом уровне характеризуется как чутье, проницательность, тонкое понимание, проникновение в самую суть чего-нибудь. В психологии интуиция рассматривается как особый вид знания, как специфическая способность, как механизм творческой деятельности.
Философы определяют интуицию как непосредственное, без обоснования доказательствами постижение, усмотрение (от лат. Intueri пристально, внимательно смотреть) истины.
В зависимости от сферы применения различают интуицию в повседневной жизни («здравый смысл»), в науке, философии, искусстве (художественная интуиция), в изобретательской деятельности (техническая интуиция), профессиональную интуицию (врачей, следователей, педагогов и др.).
Существуют различные объяснения феномена интуиции. Но при всех различиях подчеркивается связь интуиции с неосознаваемыми формами психической деятельности, хотя специфика интуиции лежит не в самом факте неосознанности, а в познавательных, творческих и оценочных функциях неосознаваемой деятельности. На интуитивном уровне задействованы все формы чувственности (ощущения, восприятия, память, воображение, эмоции, воля («чувственная интуиция»)) и интеллекта, логического мышления («интеллектуальная интуиция»).
В истории учения об интуиции были попытки (Бергсон и др.) резко противопоставить интуицию и интеллект, логику. Особенно это касалось художественной интуиции. Самонаблюдения выдающихся мастеров искусства (Эйзенштейн, Михоэлс и др.) говорят об обратном. В актах художественного творчества, не говоря уже о научном и техническом творчестве, на неосознаваемом уровне наряду с чувственностью, образами активно работает понятийное, логическое мышление. Интуитивный творческий акт предполагает сжатие во времени, свертывание и переход в подсознание некоторых алгоритмов. Здесь есть нечто общее с закономерностями внутренней речи, где мысль выражается сокращенно. Логика интуиции похожа структурно на алгоритмическое сознательное мышление. Точно так же все формы интуитивной чувственности сохраняют структурное сходство (но в сокращенном виде) с формами сознания. Интуиция это специфическая человеческая способность, производная от сознания. В этом ее коренное отличие от неосознаваемой психической деятельности животных, от «звериного чутья», имеющего инстинктивную природу. Чутье животных не поднимается до уровня сознания, сознание человека «опускается» на подсознательный уровень «чутья». Зачем это делается?
Благодаря «сокращению», «сжатию», «свертыванию» психических процессов происходит колоссальный выигрыш во времени. Расчеты показывают, что на бессознательно-психическом уровне перерабатывается за единицу времени примерно в 10 000 000 раз бóльший объем информации, чем на сознательном уровне. Кроме того, происходит значительная экономия энергии. Многократно замечено, что интуитивный акт совершается быстро и «легко», что свидетельствует об избыточном энергетическом потенциале.
Интуиция обычно проявляется в неразрывной связи с особым состоянием подъема духовных и физических сил. В интуитивном творчестве это состояние известно как вдохновение. В процессе интуитивного постижения происходит повышение функциональной активности всех анализаторов (органов чувств), вследствие чего улучшается память. Очень часто замысел, идея интуитивно формируются тогда, когда внимание человека (а внимание это всегда затрата энергии) сосредоточено совершенно на другой работе. Это перекликается с известным призывом «мыслить в сторону», содержащимся в высказываниях таких крупных ученых, как Лагранж, Пуанкаре, Адамар, Эйнштейн, Вертгаймер и др. Заслуживает внимание тот факт, что интуитивное понимание нередко свойственно природно одаренным, но еще недостаточно эрудированным людям. Это свидетельствует о том, что интуиция может совершаться при неполноте предварительного сознательного анализа. Осуществление интуитивного акта стимулирует самосовершенствование, стремление к творческой деятельности.
Когда результат работы интуиции будь это образ, идея или волевой импульс «созрел», человек ощущает состояние, напоминающее предродовое. Известна жалоба математика Гаусса о том, что имея давно готовые результаты, он не знает, как к ним осознанно подойти. По поводу таблицы химических элементов Д.И.Менделееву приписываются слова: «Все в голове сложилось, а выразить таблицей не могу». Наступает момент внезапный, случайный, незапрограммированный, когда созревший результат мгновенно преодолевает порог сознания. Эту «вспышку» сознания называют по-разному «наитием», «озарением», «инсайтом».
Хотя «озарение» произвольно вызвать нельзя, на опыте установлены условия, способствующие, приближающие преодоление порога сознания. Можно назвать несколько таких условий.
Фиксация и повторение условий задачи, которую надо решить. Сконцентрировать на них внимание. Закрепить рамки, в которых должна двигаться мысль. В результате растет подпороговая вероятность искомого результата. Счастливая случайность, как последняя капля, переполнившая чашу, одним толчком, скачком может привести к озарению. Важно умение ждать, терпение. Время, проведенное в разумном бездействии а разумность заключается в том, чтобы не мешать бессознательному процессу работает на интуитивное озарение. В этой связи полезной может оказаться техника медитации с ее приемами концентрации внимания и преодоления отвлекающих факторов.
Отсутствие стереотипов, предрассудков, предубеждений и других «вредных привычек» другое важное условие преодоления порога. Иногда для получения принципиально нового решения полезно пригласить не опытного профессионала с устоявшимися взглядами, а свободного от стереотипов новичка.
Периодическое переключение на другую, в особенности контрастную деятельность. За время «отключения», отдыха, порог может снизиться настолько, что возвращение к задаче сразу приводит к ее решению.
Устранение отвлекающих факторов, действующих не в перерывах, а в процессе работы над задачей. Наличие таких факторов во время работы повышает порог принятия решения и препятствует его появлению на свет.
Уменьшение энергетических затрат за счет устранений всех излишних, необязательных факторов, не помогающих решению. «Ядро» задачи должно быть представлено в наиболее экономной, компактной и наглядной форме (четкий почерк, размещение на меньшем пространстве, хорошее освещение, удобная поза и т.п.). Станиславский подчеркивал, что для того, чтобы «выманить» вдохновение, нужны приемы, иногда до смешного простые и рутинные.
Определяющим для подъема, которое называют вдохновением, является мобилизация и концентрация энергетики. Утомление, истощение, голод, кислородное голодание (гипоксия), отравление, болезнь и т.п. не благоприятствуют работе интуиции. Напротив, отдых, избыток сил, здоровье способствуют творческим успехам. Поэты и художники, да и люди других профессий нередко обращаются в поисках духовного подъема к искусственным стимуляторам: кофе, табак, а нередко и кокаин, ЛСД. Все эти средства подстегивают мозговую энергетику. Но имеются и сугубо индивидуальные приемы, усиливающие приток крови к голове в ущерб остальным органам тела. Шиллер ставил ноги в лед, Мильтон и Декарт опрокидывались головою на диван, Лейбниц мыслил, как правило, в горизонтальном положении, Россини работал, лежа в постели, Руссо обдумывал свои произведения под ярким полуденным солнцем с открытой головой. Определенное влияние оказывает погода, особенно температура. Замечено особенно благоприятное действие знойных месяцев. Известно, что все давние великие цивилизации, когда были получены многие творческие достижения, возникли в широтах с оптимальной среднегодовой температурой около +20 С°.
Интуиции помогает подсказка, которую нередко играет конкретный объект, обладающий многими признаками искомого решения. Когда решение созрело, порой случайная подсказка может сыграть роль последнего толчка, вызывающего разряд, взрыв, озарение. Широко известен пример из биографии Ф.А.Кекуле: сцепившиеся в кольцо обезьяны подсказали ему кольцеобразную структуру формулы бензола. Особенно эффектен в качестве «подсказки» конкретный образ. Многим художникам и изобретателям знаком феномен, когда одни признаки образа тянут за собой другие и образ спонтанно обрастает новыми замечательными деталями и признаками. В считанные секунды абстрактная идея превращается в законченное конкретное решение. Вообще, неосознаваемый скачок от идеи, понятия к образу и от образа к понятию существенная черта акта интуиции.
Когда условия, способствующие преодолению порога сознания не соблюдаются, нарушается способность к целостному, непосредственному «схватыванию» объекта как еще одна важнейшая черта интуиции. В этом случае неосознаваемый процесс «схватывания», постижения целого подменяется рассмотрением деталей и логическим рассуждением. Такая подмена отчетливо видна при заболевании, которое называется «агнозия»: больной может описать предмет, перечисляя его детали и признаки, и при этом не узнать предмет как нечто целостное. У них резко сужен объем восприятия. Такое наблюдается и у нормальных людей при восприятии «больших» систем. Человек не может сразу, с одного взгляда составить целостное представление о незнакомом городе, крупном заводе или архитектурном сооружении и т.п. Нужно время и повторное рассмотрение. И лишь люди, наделенные сильной интуицией, способны к целостному восприятию сложных объектов как простых и неразложимых. Сложность у них превращается в простое и единое качество. Именно так воспринимают художественные произведения (портреты, сложные сюжетные композиции и т.п.) люди с развитой художественной интуицией. При этом «схватывают» суть произведения, его глубокий, не лежащий на поверхности сознательного усмотрения смысл.
Тот факт, что в сознание входит лишь результат интуитивной обработки информации, а сам процесс не осознается, человеку порой кажется, что кто-то иной, высший, водил его рукой или пером. В момент наивысшего творческого подъема инопобуждение осознается, как доминирующее. На протяжении тысячелетий инопобуждения объяснялись вмешательством богов, муз, «гениев», демонов, «шестикрылого Серафима», «голоса» и т.п. Например, Декарт верил, что на него снизошло божественное откровение, он пал на колени и стал молиться, когда ему пришла в голову идея аналитической геометрии. В 19 в. на смену религиозно-мистическому объяснению приходит психологическое объяснение. Место бога и муз заняло «бессознательное». При этом бессознательный «голос» часто понимался как «внеличностный», «безличностный», «надличностный» и т.п. Бессознательное Я входит в структуру человека. Полноценный творческий акт это диалектическое единство побуждений реального, сознательного Я и подсознательного, интуитивного Я. Сегодня это нашло дополнительное подтверждение в исследованиях об асимметрических функциях левого (сознательного) и правого (бессознательного) полушарий. В процессе творчества они работают одновременно. Когда в случаях болезни частично отключается левое полушарие (например, у известного композитора вследствие инсульта), творческие функции могут сохраниться. Это происходит тогда, когда правое полушарие берет на себя отчасти функции левого, функции сознательного Я.
Личностная природа интуиции отчетливо видна в таком ее проявлении как эмпатия, «вчувствование», вживание, перевоплощение. В этих интуитивных актах, широко представленных в творчестве, в особенности (но не только!) в художественном, Я творца бессознательно идентифицирует (отождествляет) себя с другой личностью, с другим Я, реальным или воображенным. В напряженном диалоге этих двух личностей протекает процесс творчества, будь это художественная, научная, изобретательская деятельность или акты обычного речевого общения. Доказано, что речь это единство сознательных и бессознательных, интуитивных процессов. Например, теория информации объясняет наличие в речевом общении двух противоположных тенденций: сознательной тенденции к утвердительным и соединительным (союз «и») формам и бессознательной тенденции к отрицанию («не») и разделительным (союз «или») структурам.
Поскольку личность человека предполагает не только работу мозга (физиология) и души (психология), но и работу духа, есть основание постулировать наряду с чувственной и интеллектуальной интуицией, существование духовной интуиции. Бессознательное постижение, переживание, понимание духовного (мировоззренческого) родства с другой личностью как раз и составляет ядро актов эмпатии. И здесь можно согласиться с известным философом Бергсоном, что высшим проявлением духовной интуиции являются акты художественного творчества и художественного восприятия. С этим связана неповторимая и великая роль искусства в жизни человечества.
Сегодня много спорят о том, могут ли «думающие» машины смоделировать процессы интуиции. С большой долей вероятности можно предположить в отношении духовной интуиции, что она не подвластна машинам. В работе индивидуального, неповторимого, свободного человеческого духа нет алгоритма, результат этой работы в принципе не поддается предвидению. Ее нельзя до конца формализовать, а значит передать машинам. В данном случае знаменитый спор между «физиками» и «лириками» решается в пользу «лириков».
Асмус В.Ф. Проблема интуиции в философии и математике.
М., 1965
Бунге М. Интуиция и наука
. М., 1967
Кармин А.С., Е.П.Хайкин. Творческая интуиция в науке.
М., 1971
Налчаджян А.А. Некоторые психологические и философские проблемы интуитивного познания.
М., 1972
Лук А.Н. Психология творчества.
М., 1978
Голицын Г.А. Информация и творчество.
М., 1997
Вопрос об интуиции, ее роли в процессе научного познания, о физиологических и психологических механизмах ее действия за последние годы начинает привлекать все более пристальное внимание философов, психологов, кибернетиков и специалистов других областей науки. Сам по себе вопрос об интуиции не нов: многие философы, ученые в прошлом неоднократно обращались к его обсуждению.
В настоящее время благодаря начавшейся разработке проблем творческого мышления в психологии и кибернетике, исследованиям в области методологии и логики научного исследования, в результате которых более четко задаются границы формализуемых и неформализуемых моментов познания, интуиция наряду с ее чисто гносеологическим рассмотрением начинает изучаться естественнонаучными методами. Но тем не менее проблема интуиции по-прежнему остается важной проблемой гносеологии. Гносеологическое рассмотрение этой проблемы существенно влияет па ее естественнонаучное изучение.
В советской философской литературе за последние годы можно отметить определенное усиление внимания к проблеме интуиции, что нашло свое выражение в выходе ряда работ, прямо или косвенно затрагивающих эту проблему ". В этих работах проблема интуиции рассматривается как часть, как момент диалектико-материалистического учения о познании.
Совместное, недифференцированное рассмотрение этих утверждений может привести к смешению философских лагерей и к неправильной оценке их значения и роли.
Превалирование в исследовании проблемы интуиции интересов науки и их глубокое понимание часто в значительной мере компенсируют философскую непоследовательность М. Бунге и приводят к тому, что он вносит определенный вклад в разработку данной проблемы.
Несомненным достоинством философской точки зрения М. Бунге является рассмотрение им развития научного познания с учетом той социальной обстановки, в которой происходит развитие науки. Он показывает как социальную обусловленность науки, так и в свою очередь ее влияние на все стороны политической, нравственной жизни общества. Вопреки агностическому, иррационалистическому толкованию науки, широко распространенному в современной буржуазной философии, М. Бунге исходит из неограниченного характера развития научного познания и из возможностей все большего применения научных методов ко всем сферам общественной жизни.
В истории философии проблема интуиции приобрела особенно большое значение в связи с обоснованием достоверности знания. Весьма остро эта проблема встала в истории нового времени в период возникновения естественных наук. Развитие последних требовало дальнейшего развития математики. Одновременно широкое применение экспериментальных и математических методов в физике и астрономии выдвинуло вопрос о соотношении опыта и теории, в особенности о характере математических теорий и о способах доказательства их достоверности.
В XVTI в. ряд философов, как материалистов, так и идеалистов, исходили из признания безусловной логической всеобщности и необходимости математического знания. Любая доказанная в математике теорема справедлива не только для единичного объекта, но и для любого объекта из класса объектов, в отношении которого осуществляется доказательство. Логическая необходимость и всеобщность математического знания, по мнению представителей рационализма Декарта, Спинозы. Лейбница, не может быть результатом опыта и эмпирической индукции, которые делают знания в силу ограниченности опыта только вероятными. Математическое знание, противопоставляемое опытному знанию, рассматривается как совокупность аналитических утверждений.
Возникает вопрос, откуда берутся такие признаки математического знания, как всеобщпость и необходимость. Если математическое знание опосредствованно доказательством, то оно не может носить всеобщего и необходимого характера, поскольку доказательство не может продолжаться беспредельно. Требование всеобщего и необходимого характера математического знания предполагает существование положений, которые не могут быть доказаны и принимаются без доказательств. Истинность их уже более ничем не опосредствованна и прямо усматривается умом. Так в философии возникает понятие интеллектуальной интуиции.
Интеллектуальная интуиция рассматривалась как акт разумного познания. Она не отрывалась от других видов знания и не противопоставлялась им, а считалась лишь их необходимой предпосылкой и завершением. Интеллектуальная интуиция предполагала существование дискурсивного, логического мышления, так же как и чувственного отражения мира. Более того, именно соображения логического порядка руководили рационалистами в их обособлении ума от чувственности, поскольку лишь непосредственное усмотрение ума ведет к необходимому и всеобщему значению аксиом математики.
М. Бунге, рассматривая интеллектуальную интуицию философов XVII в., строго отличает ее от позднейших иррационали-стических концепций интуиции, которые содержатся в учении ряда буржуазных реакционных философов. Интеллектуальную интуицию Декарта, Лейбница и Спинозы он рассматривает как «быстрое умозаключение, настолько стремительное, что его опосредствованный и научный характер обычно не осознается» (стр. 36). Для него несомненен рациональный характер подобного рода интуиции.
При анализе интеллектуальной интуиции М. Бунге обнаруживает исторический подход, видя в ней боевой клпч в схватке с обскурантизмом, «с его невразумительным и пустым многословием» (стр. 11). Учение об интеллектуальной интуиции при всех своих недостатках было направлено против средневековой схоластики.
Несомненным достоинством раздела об интеллектуальной интуиции является анализ определенных положений, истинность которых, как считал, например, Декарт, усматривается непосредственно. Интуитивный характер некоторых утверждений арифметики, как убедительно показывает М. Бунге, Декарт связывает только с фактом существования обычной арифметики, которая на самом деле является одной «из бесконечного множества мыслимых арифметических систем» (стр. И). Отнюдь не интуитивной является транзитивность равенства. Как показали работы Пиаже, к которым обращается автор, ноиятие транзитивности „„ связано с логическим упорядочением мышления TnaiA 2 aapbIBH 0 указывает М. Бунге, является одним из свойств « f 0 ™ IOCTb > равенства» (стр. 12). «о ^ичв «формального
Центральной проблемой учения об интеллектуальной интуипит является ее гносеологическое обоснование, выявление техпоел посылок, на которых она строится. В качестве таких предпосылок М Бунге указывает «поиски незыблемых начал, достоверных и самоочевидных истин» (стр. 37). Такие начала, отмечает он должны удовлетворять тезисам фундаментальности и непогре™-1 т ЯЮЩЖ Г"" П ° ег ° Мнению " характерными чертами догматизма. Тезис фундаментальности означает признание в каждой
Жт гГшГзн Я ания Ю в абсолютпой °™. Тезис непогре^им^ти треоует признания в качестве научного знания такого знания которое является незыблемым и не нуждающимся в иеппавяе ниях Интеллектуальная интуиция при всей положительное роли оказалась недостаточной для установления хоть какого-нибуда сто Ш С Т Н0Г0 п Р и ™ а математики или эмпирических наук»
ioSon XVH и ° ЛЬКУ " П ° МНеНИЮ M i Бунге " она в учениях фило софов XVII в. связана с тезисами фундаментальности и непогре шимости. Многие пороки учения об интеллектуальной интуиции т льн Ы й 1В вывоя С ™ сос ™ ятел ьностью этих тезисов. Таков оХнча тельный вывод М. Бунге о сущности учения философов об интеллектуальной интуиции. и^цшв оо
Все это - слова ученого, знающего как добываются истины в науке поэтому понятно его пренебрежительное отношение к метафизическому знани Т и аВЛеНИЮ ° Т8К называемом абсолютном и незыблемом Но все же можно ли назвать догматизмом всякое стремление к обоснованию анания, к выявлению его истинных, достоверных предпосылок? Наряду с догматизмом существует релятивизм. Односторонне релятивистское истолкование знания не менее опасно для науки, чем его догматическое истолкование. Это в той или иной степени понимали представители учения об интеллектуальной интуиции.
Так, Декарт, борясь с догматизмом схоластики, выдвинул принцип сомнения, критического отношения к любому утверждению. Но принцип сомнения, односторонне примененный, ведет к крайнему релятивизму, вообще разрушающему всякое знание. Для того чтобы поставить предел скепсису, который при безграничном его продолжении превращается в бессмыслицу, Декарт выдвигает свой знаменитый принцип: «Я мыслю, следовательно, я существую». Убежденность в истинности этого принципа вытекает не из доказательства, а из непосредственного усмотрения ума. Сам по себе этот тезис, безусловно, идеалистический, являющийся результатом абсолютизации факта непосредственной данности психического переживания каждому человеку. Но здесь важно подчеркнуть, что, развивая учение об интеллектуальной интуиции, Декарт в той или иной мере осознавал опасность как односторонне догматического, так и релятивистского истолкования знания.
В материалистической системе Спинозы учение об интеллектуальной интуиции имело своей целью наряду с выявлением достоверных посылок знания обоснование объективности моральных принципов, строящихся на достоверном знании. Известно, что этический релятивизм очень часто связан с гносеологическим релятивизмом. Для Спинозы был неприемлем догматический характер религиозного учения о морали, но в то же время он понимал и несостоятельность этического релятивизма.
Проблема интуиции в рационализме XVII в. разрабатывалась в связи с задачами построения системы научного знания, в связи с проблемами обоснованности и доказательности этого знания. Каким критериям должно удовлетворять научное знание, как получать и строить научное знание? Вот какие вопросы волновали Декарта, Лейбница, Спинозу, и ответу на эти вопросы было подчинено их учение об интеллектуальной интуиции.
Поэтому учение об интеллектуальной интуиции в философии XVII в. не было непосредственно связано с тезисами о непогрешимости и фундаментальности знания, и тут М. Бунге неправ. Это учение просто говорило о наличии утверждений, истинность которых непосредственно усматривается умом. Вопрос о том, откуда берутся эти положения и откуда берется способ их усмотрения, связан уже с обоснованием интеллектуальной" интуиции и здесь мы имеем различные точки зрения среди философов XVII в., обусловленные прежде всего не тезисами о непогреши мости и фундаментальности знания, а их исходными фичосо*- скими позициями. * *
В рамках рационализма XVII в. вставал вопрос, как возникает интеллектуальная интуиция, что она «созерцает». Если «созерцание» всеобщего не дано в опыте, то откуда появляются истинные, всеобщие и необходимые представления, соответствующие предметам? Откуда берется способность непосредственно усматривать истину, если она не формируется в процессе опыта? Ответ на этот вопрос неизбежно приводил к идее бога и предустановленной гармонии. Для идеализма такой ответ был вполне приемлем, в то время как в рамках материалистической системы Спинозы (и в этом сказалась противоположность материализма и идеализма в обосновании интеллектуальной интуиции) подобное решение вопроса оказывалось неприемлемым. Но слабость ограниченность материализма Спипозы привели при решении "вопроса о возможности интеллектуальной интуиции к догматическому утверждению о параллелизме атрибутов, что в свою очередь привело к гилозоизму и совершенно неразрешимой в рамках его системы проблеме заблуждения.
М. Бунге, правильно критикуя стремление найти незыблемые абсолютно достоверные основания знания, временами явно увлекается, упуская из виду опасность релятивизма. Вряд ли безоговорочно можно принять утверждение, что «в науках эмпирических почти нет никакой достоверности». Верно, что истинность даже аксиом и постулатов относительна. Но надо ли их в связи с этим называть только гипотезами, а тем более условными допущениями (см. стр. 37). Правильно, что развитие науки не сводится просто к устранению сомнений, но оно и не накопление их, как можно иногда понять автора (стр. 158-159). Автор, глубоко раскрывая диалектику познания, иногда впадает в односторонность, чрезмерно подчеркивая относительный, условный характер познания.
Проблема соотношения истинного знания и ложного, достоверного и вероятного решается на основе ленинского учения об абсолютной и относительной истине. В этом учении глубоко и всесторонне рассматривается, как познается истина, как в ней соотносятся моменты абсолютного и относительного. В нем полностью преодолевается догматический и релятивистский взгляд на знание. Слабость учения, философов XVII в. об интеллектуальной интуиции не в том, что она признается способом знание, существует в качестве определенного вида знаний, является прямой фиксацией реально наблюдаемой стороны познавательной деятельности человека.
Ощущение, выступая в качестве источника всякого возможного познания, обладает свойством непосредственности, поскольку в нем прямо фиксируются отдельные свойства объекта в виде определенной информации о них. Но и на уровне ощущений имеет место опосредствование ощущений предшествующим уровнем практики и познания, целям познания п т. д. Непосредственное знание, которое дает ощущение, касается только отдельных свойств объекта. «Понятие не есть нечто непосредственное... - подчеркивал В. И. Ленин, - непосредственно только ощущение «красного» («это - красное») и т. п.»". Знание законов объекта достигается в результате целой серии взаимосвязанных форм опосредствования и доказательства и проверки его в практике, которая вскрывает ограниченность исходного чувственного знания. Поэтому, признавая непосредственный характер чувственной интуиции, нужно всегда иметь в виду ее ограниченность и необходимость ее дальнейшего опосредствования мышлением и проверкой на практике.
С еще более сложным опосредствованием связан непосредственный характер интеллектуальной интуиции. Действительно, существуют положения, аксиомы, могущие на достигнутом уровне развития мышления рассматриваться как истины, непосредственно очевидные. Непосредственность в данном случае относительна. Она является характеристикой положений, которые выступают как непосредственные по отношению к выводимым из них положениям. Рассматриваемые же сами по себе, они выступают как результат предшествующего опосредствования. В конечном счете непосредственность этих положений опосредствована практикой. Благодаря лишь опосредствованию практикой они воспринимаются как непосредственно истинные.
В современной буржуазной философии иррационализм, мистицизм наиболее ярко выражаются в интуитивизме. Представители интуитивизма противопоставляют интуицию как чувственному, так и рациональному познанию. Интуиция, с их точки зрения, - это иррациональный акт познания. Акт, в котором якобы преодолевается противоположность между субъектом и объектом, знанием и бытием. Результатом такого преодоления объявляется снятие противоположности между материализмом и идеализмом, рационализмом и иррационализмом, разумом я верой. На самом деле иптуитивисты строят реакционные идеалистические системы, в которых критикуется, принижается логическое мышление. Интуицию онп трактуют в духе мистических представлений о наитии, озарении, слиянии с божественным и т. п.
М. Бунге своей критикой интуитивизма дополняет имеющуюся критику интуитивизма в советской философской литературе. Он оценивает интуитивизм как попытку спять «все интеллектуальные проблемы, ниспровергнуть рассудок и планируемый опыт» и как средство борьбы с рационализмом, эмпиризмом и материализмом (стр. 18).
Несомненной заслугой автора является раскрытие социальной роли интуитивистской философии, реакционного характера политических и этических учений, основанных на этой философии. «Этический и аксиологический интуитивизм, - пишет он, - покровительствует авторитаризму», поскольку оценка человеческого поведения предоставляется «бездумному импульсу индивида или воле просвещенной личности» (стр. 34).
М. Бунге видит в интуитивистской философии большое социальное зло. Именно эта философия и ее представители, Дильтей, Бергсон, Гуссерль, независимо от их личных политических симпатий и антипатий способствовали формированию фашистской идеологии. Интуитпвистская философия создавала благодатную почву для процветания аптиинтеллектуализма, псевдонаук. М. Бунге пишет, что «из всех разновидностей догматической философии интуитивизм - самая опасная, потому что он не уважает инструменты проверки - разум и действие, с которыми другие считаются. Это единственная самоутверждающаяся философия, не нуждающаяся ни в аргументах, ни в доказательствах» (стр. 162).
Сравнивая основные положения философии иптуитивизма с реальным развитием познания, автор убедительно показывает антинаучный характер этой философии. Только незнанием реальной истории науки, подчеркивает М. Бунге, можно объяснить утверждение Бергсона о неспособности науки выразить движение с его единством прерывности и непрерывности. Утверждение, что будто «попятийное мышление пе в состоянии постигать становление», так как понятия статичны и изолированы одно от другого, игнорирует факт создания науками понятий не только со статичным содержанием, но и с динамичным. Кроме того, оно игнорирует также и то обстоятельство, что всякое утверждение соотносит понятия, благодаря чему «последние никогда не нагромождаются кучами, подобно не связанным друг с другом кирпичам» (стр. 25). Непрерывный характер большого числа прпрм» п ных физики, химии, вопреки мнению Бергсона, доказывает чтп~ наука улавливает непрерывность. добывает, что
В противовес иррационалистической точке зрения Berjrcm ™ считавшего качественно новое необъяснимым, Бунге развивает" диалектический взгляд на соотношения нового и старого Он подчеркивает, что надо строго отличать объяснимость нового" как результат развития старого от несводимости нового к старому «Наука,-пишет М. Бунге, - вопреки усилиям некоторых мета-" ученых не пытается сводить новое незнакомое к старому и ЖГи 8Н я ™« 0МУК НЭ " ВЫХ ° ДЯ 8а пределы «повседневного опыта и здравого смысла», дает нам возможность «объяснять все, что на уровне здравого смысла представляется радикально новым, таинственным» (стр. 20). Точка зрения интуитивизма - это не точка зрения, превосходящая науку, как утверждают его представители а точка зрения здравого смысла, только идеали стически обработанного. я
История развития науки свидетельствует, что раскрытие сущности вещей - это прежде всего формулирование законов, которым они подчиняются. Такое раскрытие требует рассмотрения вещей в их ^связях и отношениях. Точка зрения отношений является ведущей в современной науке. Бергсон, Гуссерль вопреки этой точке зрения настаивают на усмотрении сущности вещей как таковых, вне их реальных отношений, оказываясь тем самым в плену донаучных, примитивных представлений.
Раскрывая гносеологические предпосылки интуитивизма м. Ьунге называет «поиски достоверности и первооснов главным источником интуитивизма» (стр. 23). Требования непогрешимости и фундаментальности знания рассматриваются автором в качестве пружин «феноменологического интуитивизма» (стр 30) Рассматривая требования непогрешимости и фундаментальности знания в качестве гносеологических предпосылок как учения об интуиции философов XVII в. (Декарта, Лейбница, Спинозы), так и философов-интуитивистов (Бергсона, Гуссерля), автор чрезвычайно сближает эти взгляды. Сам М. Бунге неоднократно подчеркивает существенное отличие в понимании интуиции котопое содержится в трудах Декарта, Спинозы, от ее понимания, которое содержится в трудах философов-интуитивистов. На вопрос в чем причина этого отличия, нельзя, однако, ответить, если все учения буржуазной философии об интуиции непосредственно выводить из требовании непогрешимости и незыблемости знания как это делает автор.
В идеалистических априористических концепциях интуиции некоторых философов XVII - XVIII вв. имелись определенные зачатки интуитивизма, но для его развития в целостное фило софское учение требовались прежде всего такие __ социальные условия, при которых обнаружение любых трудностей в развитии науки стало обращаться против самой науки. В реакционности интуитивизма наиболее полно проявился реакционный характер буржуазной философии в целом, порождаемый социальными условиями империализма. Поэтому если учение об интуиции у многих философов XVII в. было ответом на реальные запросы развивающейся науки, то философия интуитивизма стала сред ством борьбы с наукой. а
Во взглядах представителей интуитивизма в искаженной форме нашел отражение кризис метафизического способа мышления и неспособность буржуазной философии преодолеть этот кризис. Вся критика представителями интуитивизма логического мышления если и имеет смысл, то только по отношению к его метафизическому истолкованию. Ограниченность, созерцательность метафизического рассудка рассматривается как несостоятельность логического мышления вообще, которому противопоставляется сверхрациональное видение мира. В критике представителями интуитивизма ограниченности, созерцательности метафизического рассудка указывается на действительно существующую связь между мышлением и активной практической деятельностью человека, но эта связь в философии интуитивизма находит одностороннее, искаженное отражение.
В учении Бергсона об интуиции подчеркивается мысль о связи мышления с производством. Но связь мышления с производством и вытекающая из нее обусловленность мышления практикой рассматривается как причина ограниченности человеческого разума. Поскольку, согласно Бергсону, производство, из которого вырастает мышление, заключается в создании из материи формы какого-либо предмета, то мышление способно в какой-то степени отобразить лишь неодушевленную материю. Мышление же якобы не способно схватить с помощью своих категорий живую материю с ее изменчивостью, непрерывностью. В своих рассуждениях об ограниченности мышления Бергсон не учитывает специфику человеческой практики, отождествляя ее с «практикой животного». Не удивительно, что при таком ограниченном, вернее, искаженном понимании практики возникает учение, искажающее действительную сущность мышления.
Другой крупнейший представитель интуитивизма^ Гуссерль, критикуя механистическое отождествление идеальной стороны сознания с его биолого-физиологическими механизмами, абсолютизирует специфику мышления, провозглашает смысловую сторону мышления в качестве определяющей сферы всего бытия. Для Гуссерля «бытие есть значение». В этом положении односторонне, метафизически абсолютизируется один из важнейших моментов взаимодействия человека с окружающим миром.
Большой и важной проблемой в книге М. Бунге является проблема интуиционизма в математике. Эта проблема связана с целым комплексом философских и собственно математических проблем, таких, как природа математических объектов, смысл понятия существования в математике, соотношение математики и логики, границы применимости закона исключенного третьего, характер предпосылок использования метода полной индукции в доказательстве и т. д.
Интуиционизм возник на рубеже XIX и XX вв. как одно из направлений в обосновании математики. Характерными чертами интуиционизма как направления в обосновании математики является отказ от понятия актуальной бесконечности, основного понятия классической математики и логики, отвержение вопреки взглядам представителей логицизма логики как науки, предшествующей математике, и рассмотрение интуитивной убедительности (интуиции) как последнего основания математики.
Обнаружение так называемых парадоксов теории множеств, положенной Г. Кантором в основу математики, вызвало подозрение относительно стройности и строгости всей математики. В обосновании математики в конце XIX и начале XX вв. явно обозначился кризис. Критика классической математики представителями интуиционизма Брауэром, Г. Вейлем, А. Геитингом и другими привела к углублению этого кризиса и в значительной степени способствовала постановке важных проблем обоснования математики и логики.
Представители интуиционизма в обосновании математики исходили из.понятия потенциальной бесконечности. В связи с принятием лишь потенциальной бесконечности они стали толковать понятие существования математических объектов как эффективное их построение.
Интуиционистское понимание существования привело к мысли об ограниченности применимости закона исключенного третьего только к конечным совокупностям, к отказу от применений метода от противного в доказательствах существования.
В противоположность логицизму представители интуиционизма утверждают, что математика как наука свободна от логических предпосылок. Отсюда только интуиция может служить единственным источником математики.
М. Бунге дает обстоятельный анализ всех положительных и отрицательных сторон интуиционизма как направления в математике. Анализ интуиционистского направления в обосновании математики он связывает с обсуждением коренных философских и собственных проблем математики.
Прежде всего он самым решительным образом отделяет интуиционизм как направление в обосновании математики от философии интуитивизма. М. Бунге пишет: «Неоинтуитивизм далек от того, чтобы быть ребячеством или сплошной антиинтеллектуа-листской декламацией. Наоборот, он представляет собой ответ на закономерпо поставленные трудные проблемы, занимавшие таких серьезных и глубоких мыслителей, как» А. Пуанкаре, Г. Вейль, Брауэр, Гейтинг (стр. 45). Возникновение интуиционизма он связывает с реакцией «на преувеличения логицизма и формализма», с попытками «спасти математику от катастрофы, которую, по-видимому, предвещало в начале нашего столетия открытие парадоксов в теории множеств» (стр. 45).
М. Бунге поддерживает утверждения интуиционистов во взглядах на логику, которые рассматривают всю формальную логику как подлежащую возможному последующему пересмотру (стр. 50). Но он не согласен считать интуитивные утверждения более достоверными, чем логически выведенные, поскольку в этом заложена возможеость противопоставления интуитивного логическому. В связи с этим он развивает интересные мысли о соотношении развития формальной логики и развития других наук, раскрывая их взаимное влияпие.
Автор согласен, что сущность математического творчества не сводится к чисто формальным, дедуктивным выводам, что оно, кроме того, предполагает видение проблемы, придумывание адекватных посылок, догадку о подходящих отношениях и перебрасывание мостов между различными областями математики. Но утверждать, отмечает он, что математическое исследование совершенно независимо от логики, - значит высказывать положение, «относящееся к психологии математики» (стр. 53). Верность этого положения можно принять лишь условно в том смысле, что «математики обычно не отдают себе отчета» об использовании логики (стр. 53).
Когда речь идет об отношении интуиционизма к логическим и формальным основам математики, то речь идет не об их отрицании, а об их абсолютизации. Представители интуиционизма не отрицают логику: они даже создают свою так называемую интуиционистскую логику. Но, выступая против абсолютизации логических и формальных основ математики, представители интуидионизма при анализе определенного этапа математического творчества вообще отрывают интуитивное от логического.
Рассматривая роль интуиции в математике, М. Бунге указывает на наличие противоречий, уязвимых сторон во взглядах интуиционистов на ее роль, которые действительно у них имеются в результате отрыва интуиции от логики и опыта Гсм стр. 57-58).
Интуиционизм привлек внимание к проблеме существования математических объектов, которая некритически толковалась рядом математиков. Отождествление существования математических объектов с существованием физических объектов приводило к возрождению пифагореизма, платонизма во взглядах на существование математических объектов, к его чисто спекулятивному рассмотрению, что, конечно, не могло удовлетворить математику. Как реакция на такое рассмотрение возникло формалистское истолкование проблемы существования математических объектов, которое сводит эти объекты к символам, знакам, начерченным на бумаге. Интуиционисты исходят из содержательного характера понятий математики. Но содержание этих понятий сводится к мысленным конструкциям на основе исходных интуиции.
Содержательный и конструктивный подход представителей интуиционизма к проблеме существования математических объектов имел определенное положительное значение в развитии математики и логики. Интуиционистское понимание проблем существования в математике стимулировало «поиски новых, прямых доказательств хорошо известных теорем математики, а также реконструкцию ранее установившихся понятий (например, понятия действительного числа)» (стр. 86).
Но в то же время он считает, что интуиционистское понимание проблемы существования приносит определенный ущерб развитию математики. Он не отрицает познавательной ценности за теоремами существования, даже если они лишь утверждают, что, например, всякое уравнение с любыми числовыми коэффициентами, рациональными, действительными или комплексными, имеет корни среди комплексных чисел, но не указывают способы нахождения этих корней. Он пишет, «что теоремы существования, даже если они не дают нам возможности индивидуализировать те объекты, существование которых устанавливают, позволяют делать умозаключения, которые, быть может, приведут в конце концов к эффективному, пусть даже только приблизительному вычислению» (стр. 64). В интуиционистском понимании существования он видит опасность снесения «немало полезных и прекрасных сооружений», таких, как теория функций действительного переменного.
М. Бунге развивает интересные соображения о соотношении логического, эпистемологического и психологического аспектов при анализе утверждений математики и науки вообще. Во-первых, он подчеркивает ошибочность и вредность для развития науки смешения этих аспектов. Во-вторых, на основе анализа этих аспектов он подчеркивает ограниченность формализма, логицизма и интуиционизма как направлений в обосновании математики. Оценивая результаты теоремы Гёделя для обоснования математики, он пишет: «Существование формально недоказуемых истинных утверждений не подтверждает ни существования чистой интуиции, ни необходимости принятия логики, основанной на теории познания. Чего, с другой стороны, интуи-ционист может справедливо потребовать, так это разработки, кроме формальной логики, логики методологической, которая бы разъяснила и оформила прагматистские выражения - «доказуемое р», «недоказуемое р», «опровергаемое р», «правдоподобное р», «подтверждаемое р»-и все им соответствующие, встречающиеся в изложении научных гипотез» (стр. 79).
М. Бунге правильно указывает на ряд особенностей математического знания, отличающих его от знания так называемых «эмпирических наук». Но временами он явно преувеличивает значение этих особенностей, что ведет к резкому противопоставлению математики опыту. Рассматривая проблему природы математики, автор неоднократно говорит об априорности ее аксиом, суждений (см. стр. 15, 16). Он пишет: «что касается чистой или априорной природы математики, то с этим тезисом теперь согласно громадное большинство метаученых, за исключением главным образом материалистов и прагматистов» (стр. 53). Безусловно, связь математических понятий с опытом более сложная, более опосредованная, чем в «эмпирических науках», но тем не менее она существует. Предельная формализация, осуществляемая в целях придания как можно большей общности математическим методам, требует исключительно высокой степени абстрагирования от качественно различных классов объектов. Такое абстрагирование ведет к тому, что математические доказательства исключают всякую непосредственную ссылку на опыт и эксперимент, ибо такая ссылка ограничивала бы сферу применимости математической теории. Но все эти особенности математики, как и другие ее особенности, не делают математику априорной, полностью внеопытной наукой.
В целом верно раскрывая причины возникновения интуиционизма и его роль в обосновании математики, автор временами снова возвращается к тезисам фундаментальности и непогрешимости, которые, по его мнению, породили «философский интуитивизм и математический интуиционизм» (стр. 59). Вряд ли можно согласиться с положением, что ограничение представителями интуиционизма сферы действия двузначной логики связано с догматом непогрешимости (см. стр. 74). Эти утверждения автора непонятны в рамках его же собственного анализа интуиционизма. Они слишком сближают интуитивизм и математический интуиционизм, что противоречит собственной точке зрения автора.
При рассмотрении проблемы интуиционизма следует четко, как многократно подчеркивает и М. Бунге, различать математический и философский аспекты этой проблемы, хотя они и тесно связаны между собой. Математический интуиционизм не является философским направлением. Вполне правомерно в определенных пределах признание в математике понятия интуиции как непосредственного, логически необоснованного усмотрения ума. Критикуя формализм Гильберта, Брауэр и Вейль в редукции математических доказательств доходят до интуитивного фундамента полной индукции, рассматривая ее как своего рода математическую «праинтуицию». Оставаясь в рамках математики, они имеют право поступать таким образом. Но когда они начинают истолковывать интуицию, отрывая ее от целостного познавательного процесса и противопоставляя ее этому процессу, они действительно, подобно интуитивистам, превращают интуицию в основу абсолютно достоверного и незыблемого знания. Субъективно-идеалистическое истолкование интуиции связывает эту абсолютную достоверность и незыблемость знания с субъектом, ведет к утверждению, что существует столько математик, сколько есть математиков. Субъективно-идеалистическое истолкование интуиции сказывается, конечно, и на понимании собственно математических проблем, например, как мы уже видели, проблемы существования математических объектов.
Современное конструктивное направление в математике, продолжая некоторые идеи интуиционизма, вместе с тем не приемлет его философские основы. В частности, отрицается попытка интуиционистов считать единственным источником математики первоначальную «интуицию», а критерием истинности в математике - интуитивную ясность. Представители советской школы конструктивного направления подчеркивают решающее значение практики как источника формирования математических построений и методов умозаключений ".
При рассмотрении роли интуиции в познании М. Бунге исходит из понимания научного исследования как сложного диалектического процесса. «В любой научной работе, - пишет он, - от выбора и формулирования проблемы до проверки решения и от придумывания ведущих гипотез до дедуктивной их обработки мы обнаруживаем чувственное восприятие вещей, явлений и знаков, образное или наглядное представление их, формирование в различной степени абстрактных понятий, сравнение, ведущее к аналогии, и индуктивное обобщение бок о бок с непридуманной догадкой, дедукцию - как формальную, так и неформальную, приближенный и детальный анализ и, вероятно, много других способов образования, сочетания и отклонения идей» (стр. 93). Такое понимание механизма научного исследования дает возможность автору глубоко рассмотреть роль интуиции в науке, поставить новые проблемы как перед теорией познания, так и перед психологией.
Центральные мысли автора о роли интуиции, о подчиненности интуиции логике и эксперименту соответствуют реальному ходу научного познания и направлены объективно против различных идеалистических истолкований роли интуиции. «Интуитивно сформулированная гипотеза, - отмечает он, - нуждается в рациональной разработке ее, а после этого - в проверке обычными методами... интуиция может подсказать значительные звенья дедуктивной цепи, но не избавляет от необходимости строгого или по крайней мере наилучшего возможного доказательства. Она может настроить нас в пользу одной теории или метода в ущерб другим, но подозрение - не доказательство» (стр. 142).
Развитие научной теории характеризуется все большим освобождением ее от интуитивных положений путем сведения их к логически выводимым утверждениям или же к отбрасыванию их как результатов заблуждений. Интуитивность знания не может выступать в качестве критерия научной теории. Любая научная теория должна удовлетворять определенным логическим, гносеологическим требованиям. В качестве главного требования выступает возможность ее объективной проверки. Интуитивпое знание может быть проверено лишь тогда, когда логически включено в целостную систему знания. В данном случае речь идет не о сознательно принимаемых без доказательств в силу их многократной проверки в опыте положениях в определенной системе знаний, а о положениях, место которых в данной системе знания логически не осмыслено. Такие положения обычно носят приблизительный, фрагментарный характер. Проверка таких утверждений предварительно требует их логической переработки в рамках определенной системы знаний, в результате которой они могут быть приняты в качестве исходных принципов или же в качестве выводимых положений. Во всех случаях их проверка может осуществляться лишь в рамках логически целостной системы знания.
Взгляд М. Бунге на роль интуиции в процессе творческого воображения определяется, во-первых, отрицательным отношением к сведению процесса получения нового знания только к дедуктивному выводу или индуктивным обобщениям. «Одна логика, - утверждает он, - никого не способна привести к новым идеям, как одна грамматика сама никого не способна вдохновить на создание поэмы, а теория гармонии - на создание симфонии» (стр. 108). Во-вторых, его взгляд на эту роль определяется признанием рационального характера творческого воображения. «И в науке и в технике новое порождается наблюдением, сравнением, проверкой, критикой и дедукцией». «Никакое научное открытие или техническое изобретение невозможно без предваряющего его знания и последующей логической обработки» (стр. 109-110, 112). Эти важные мысли М. Бунге о роли интуиции в процессе творческого воображения близки с некоторыми принципиальными аспектами диалектико-материалистического понимапия роли интуиции в научном познании.
Основные положения материалистической диалектики как логики и теории познания являются исходными предпосылками для всесторонней разработки вопроса и роли интуиции в творческом воображении.
Процесс научного творчества, как подчеркивает П. В. Копнин, предполагает выход за пределы того, что непосредственно логически вытекает из уже имеющихся теоретических принципов и опытных данных". Иными словами, говоря традиционным философским языком, он не сводится к аналитической деятельности рассудка, а предполагает синтетическую деятельность разума.
Синтетическая деятельность разума хотя и допускает свободу мышления от оков строгой логической дедукции и правил вывода по индукции, тем не менее не представляет собой какого-то алогичного процесса. Перескакивание через логику представляет собой просто выход за рамки сложившихся правил логического вывода.
В процессе синтетической, творческой деятельности создается новое понятие, новая понятийная схема, которая дает возможность по-новому посмотреть на имеющиеся факты, осуществить научное предвидение, выдвинуть новую гипотезу, что ведет к коренному изменению имеющейся теории.
К таким понятиям относятся, например, понятие ускорения в механике Галилея - Ньютона, понятие кванта в современной физике. Все эти понятия строго логически не следовали из предшествующих данных физики, а являлись результатом синтетической деятельности мышления. За синтетической деятельностью мышления стоит большой накопленный опыт, приобретенные ранее знания.
Новые экспериментальные данные свидетельствуют о несостоятельности старых понятий, несут новую информацию. В то же время простое по уже известным правилам индуктивное обобщение непосредственно не ведет к возникновению нового понятия. Создание нового понятия требует мобилизации всего прежнего знания, опыта. Новое понятие выступает как результат синтеза старого знания, выраженного в определенной системе языка и логики, и новых экспериментальных данных.
Большую роль в синтетической деятельности мышления играют законы и категории диалектики. Особенности законов и категорий диалектики, заключающиеся в том факте, что они созданы на более широкой основе, чем понятия любой другой науки, придает им важную эвристическую, направляющую роль в процессе формирования нового знания. Законы и категории диалектики как бы регулируют, задают рамки синтетической деятельности мышления, оставляя его в рамках научно-теоретического познания.
Интуицию в процессе творческого воображения характеризует внезапность. Ее объединяет с другими видами интуиции элемент непосредственности, который в ней содержится. Для интуиции в процессе творческого воображения характерно, что в ней дискурсивное познание данных не выделяется как особая ступень, а осуществляется в порядке специфического обобщения прямо от исходных данных к результату. Предшествующее знание в виде накопленного опыта выступает опосредствующим звеном этого обобщения. В процессе творческого воображения механизм опосредствования первоначально обычно не осознается и осознается только результат. Метафизический отрыв в творческом воображении результата от процесса получения может породить разного рода идеалистические, мистические учения об интуиции как о сверхопытном, иррациональном постижении истины. Интуитивное в процессе творческого воображения не противостоит логическому: оно просто протекает в еще неизвестных и неосознанных логических формах. Поэтому необходимо осознать, выявить логический механизм процесса достижения нового, осуществляемого посредством творческого воображения. Подобное выявление поставит новое знание в логическую связь с известным знанием, устранит дефекты интуитивного знания.
Проблема творческого воображения и роли интуиции в ней - большая и сложная проблема. В книге М. Бунге рассматриваются лишь некоторые стороны этой проблемы, хотя и весьма существенные.
Решение этой проблемы применительно к современному уровню развития науки связано с дальнейшей разработкой важнейших положений диалектико-материалистического учения о соотношении субъекта и объекта, формализуемого и неформали-зуемого знания, о роли творческого начала человека в современной научно-технической революции. Успешное ее решение зависит также от исследований в области так называемого эвристического программирования в кибернетике, от раскрытия физиологического механизма интуиции. Оно зависит от работ по теории решений и поисковой деятельности и от исследований, в которых рассматриваются возможности усиления творческих потенций человека благодаря использованию универсальных вычислительных машин.
В. Г. Виноградов
Интуиция и Наука
Конечным продуктом научных исследований являются научные открытия. Научные открытия разнообразны по своему содержанию и характеру. В широком смысле слова открытием является всякий новый научный результат.
Научное достижение обычно связано с образованием принципиально новых представлений и идей не являющихся простым логическим следствием из известных научных положений. Каким же образом ученый приходит к принципиально новым представлениям и идеям, если они не выводимы из имеющегося налицо научного знания, "а иногда даже настолько не "вписываются" в него, что должны казаться, по крылатому выражению Н. Бора, "сумасшедшими"?
Когда ученые пытаются рассказать о процессе своего творчества, они редко обходятся без ссылок на "догадку", "озарение", "прозрение", "переживание". Интуиция - вот что, по всей вероятности, играет самую существенную, решающую роль в создании новых научных представлений и выдвижении новых идей. "Вот что пишет А. Эйнштейн об этом: "Подлинной ценностью является в сущности только интуиция". Что только не называют интуицией! Это и высший, даже - сверхъестественный дар, единственно способный пролить свет истины на сокровенные тайны бытия, недоступные ни чувствам, блуждающим по поверхности вещей, ни рассудку, скованному дисциплинарным уставом логики. Это и удивительная сила, легко и просто переносящая нас через пропасть, развернувшуюся между условием задачи и ее решением. Это и счастливая способность мгновенно найти идею, которая лишь задним числом, в поту и муках будет обоснована рассуждением и опытом. Но вместе с тем это и ненадежный, несистематизированный путь, могущий завести в тупик, бесплодная надежда лентяев не желающих доводить свой мозг до изнеможения наряженными умственными усилиями; наивное дитя познания, чей бессвязный лепет лишен ясного смысла и только после бесчисленных поправок может рассматриваться в качестве информационного сообщения"
Чтобы лучше понять, что же такое интуиция и ее место в научном познании необходимо немного сказать о предыстории этого понятия. "Развитие естествознания и математики в ХVII в. выдвинуло перед наукой целый ряд гносеологических проблем: о переходе от единичных факторов к общим и необходимым положениям науки, о достоверности данных естественных наук и математики, о природе математических понятий и аксиом, о попытке подвести логическое и гносеологическое объяснение математическому познанию и т.д. Бурное развитие математики и естествознания требовало новых методов в теории познания, которые позволили бы определить источник необходимости и всеобщности выведенных наукой законов. Интерес к методам научного исследования повышался не только в естествознании но и в философской науке, в которой появляются рационалистические теории интеллектуальной интуиции.
Основным пунктом рационалистической концепции было разграничение знания на опосредствованное и непосредственное, т. е. интуитивное, являющееся необходимым моментом в процессе научного исследования. Родоначальник рационализма Декарт говорил о существовании истин особого рода, познаваемых "прямым интеллектуальным усмотрением" без помощи доказательства.
"Для Канта интуиция есть источник знания. И "чистая" интуиция ("чистая интуиция пространства и времени") является неисчерпаемым источником знания: из нее берет начало абсолютная уверенность. Данная концепция имеет свою историю. Кант взял ее у Плотина, Фомы Аквинского, Декарта и др."
М.В. Ломоносов выступал против рационализма. Познание, с точки зрения Ломоносова, осуществляется следующим образом: "Из наблюдений устанавливать теорию, через теорию исправлять наблюдения есть лучший способ к изысканию правды. Ломоносов вплотную подошел к проблеме соотношения непосредственного и опосредствованного знания как результатов чувственного и теоретического познания и оказал огромное влияние на разработку проблемы интуиции в русской философии.
Первоначально интуиция означает, конечно, восприятие: "Это есть то, что мы видим или воспринимаем, если смотрим на некоторый объект или его пристально рассматриваем. Однако начиная, по крайней мере, уже с Плотина, разрабатывается противоположность между интуицией, с одной стороны, и дискурсивным мышлением - с другой. В соответствии с этим интуиция есть божественный способ познания чего-нибудь лишь одним взглядом, в один миг, вне времени, а дискурсивное мышление есть человеческий способ познания, состоящий в том, что мы в ходе некоторого рассуждения, которое требует времени, шаг за шагом развертываем нашу аргументацию".
Как вытекает из выше сказанного, на протяжении всей истории развития представлений об интуиции идет противопоставление восприятий, т. е. чувственных образов понятиям, т. е. логически обоснованным утверждениям.
Так может быть место интуиции или ее "специфическое содержание следует искать в области двух познавательных процессов: при переходе от чувственных образов к понятиям и при переходе от понятий к чувственным образам. Эти два процесса являются качественно-особыми способами формирования чувственных образов и понятий.
Отличие их от всех прочих заключается в том, что они связаны с переходом из сферы чувственно-наглядного в сферу абстрактно-понятийного и наоборот. В ходе их развертывания могут быть найдены понятия, не выводимые логически из других понятий, и образы, не порождаемые другими образами по законам чувственной ассоциации.
Процессам перехода от чувственных образов к понятиям и, наоборот, действительно присущи те качества, которые чаще всего считаются обязательными признаками интуиции непосредственность получаемого о знания и не вполне осознаваемый характер механизма его возникновения.
Несколько по-иному описывает мыслительную деятельность и показывает положение в ней интуиции Ганс Селье в своей книге "От мечты к открытию" : "Логика составляет основу экспериментальных исследований точно также, как грамматика составляет основу языка. Однако мы должны научиться пользоваться математикой и статистикой интуитивно, т. е. неосознанно, так как у нас нет времени для того, чтобы на каждом шагу осознано применять законы логики. Логика и математика способны даже блокировать свободный поток того полуинтуитивного мышления, который является основой основ научных исследований в области медицины.
Та полуинтуитивная логика, которой пользуется каждый ученый-экспериментатор в своей повседневной работе, - это специфическая смесь жесткой формальной логики и психологии. Она формальна в том смысле, что что абстрагирует формы мышления от их содержания, с тем чтобы установить абстрактные критерии непротиворечивости. А так как эти абстракции могут быть представлены символами, то логика может быть также названа символической (математика). Но в то же время эта логика честно и откровенно признает, что ее понятийные элементы, ее абстракции в отличии от математики или теоретической физики являются в силу необходимости вариабельными и относительными. Следовательно, строгие законы мышления к ней применить нельзя. Таким образом в размышлениях о природе мышления нам следует также отвести существенную роль интуиции. Вот почему в нашей системе мышления психология должна быть интегрирована с логикой.
Исходя из рассмотренных выше механизмов мышления, можно сказать так, что интуиция - это качественный скачок, который происходит в результате того, что некоторый, предшествующий ему, количественный объем логического мышления переходит на качественно-новый уровень интуитивного озарения. Просто не из ничего новые идеи не приходят, рождению новой идеи предшествует долгая работа ума. Здесь также необходимо сказать о том, что "фундаментальное открытие не может совершится без процесса взаимодействия чувственного и логического познания, осуществляемое действием интуиции. Но это не дает никакого основания, считать основным и тем более единственным способом получения нового научного знания. Интуиция - это специфическая форма познания, определенным образом влияющая на использование ученым конкретных научных методов исследования. Фундаментальные теоретические открытия есть результат взаимодействия интуиции с методами и принципами конкретной науки (в физике, например, с анологией и гипотезой) и экспериментальной проверки полученных данных".
Так как реальное ускорение научно - технического прогресса связано с качественным приращением в первую очередь фундаментальных, т. е. принципиально новых (и поэтому заранее не программируемых и не выводимых только формальным путем), результатов. А здесь неизбежно возникает вопрос о роли интуиции в научном познании. "Если есть интуиция, то и есть закономерности на которые она опирается".
Вообще говоря об интуитивных способностях, интересна мысль о развитой женской интуиции. В одном из научных журналов пишется: "В 1985 году обнаружили, что corpus callosum - перешеек, соединяющий два полушария мозга у человеческого зародыша-девочки шире, чем у мальчика. Слова помещаются в одном полушарии мозга, а чувства в другом. Значит, женщины способны связывать их гораздо быстрее, чем мужчины" . Автор данной статьи считает, что занятия искусством и в особенности поэзией увеличивают этот "перешеек".
Много тайн дает нам познание и одна из них это интуиция.